Любовь без границ

— Не знаю. Не имею представления. Фигаро здесь, Фигаро там! Прыг, скок, дверью хлоп! Она такая.

Некоторое время Джеймс испытующе смотрел на дядю. Это был его дядя, не Кейт, но никогда и никто не относился к Леонарду так, как она. Именно Кейт предложила взять его в дом, когда стало ясно, что за годы учительской деятельности, после вечного шума и суеты, он совершенно отвык от одиночества и не способен на старости лет оставаться наедине с самим собой. Не то чтобы Леонард не ценил ее доброту — ценил и даже по-своему любил Кейт. Однако он не мог простить того, что считал двумя ее серьезными минусами. Первым было происхождение. Он никогда не заикался на этот счет, понимая, что такой подход устарел, но упрямо считал, что настоящему джентльмену (а именно к таковым он относил Джеймса) негоже связывать жизнь с дочерью институтского завхоза и деревенщины-ирландки, эмигрантки в первом поколении. Это был серьезный камень преткновения в развитии добрых чувств к Кейт, серьезный, но не самый крупный. Другой был больше — настоящий валун.

— Знаешь, Леонард… — начал Джеймс, но не сумел подобрать слов и на ходу перестроился, — пойду-ка я пообщаюсь с Джосс.

— Если насчет уроков, то они уже сделаны. — Дядя закрылся газетой, показывая, что аудиенция все равно уже закончена. — Мы их как орешки щелкаем.

— В смысле ты? По-твоему, это разумный подход? Что за образование она получит, если будет полагаться исключительно на твою помощь? Ты и на экзамены будешь ходить вместо нее?

Леонард, для которого в списке удовольствий чуть не первыми стояли уроки Джосс, еще выше поднял газету.

— Тебя это вроде как не должно касаться, — съехидничал он.

Промолчав, Джеймс вышел из комнаты. Прошлой зимой Кейт перекрасила коридор и лестничные площадки в веселый кукурузный цвет. Сделала это сама, с присущей ей кипучей энергией, а Джеймс потом повторил маршрут, оттирая желтые брызги, мазки и нашлепки с перил, плинтусов и выключателей. Она и не подумала усмотреть в этом упрек. По натуре благодушная, она только посмеялась, тем более что это было единственное новшество, внесенное ею в интерьер дома с тех пор, как она в нем поселилась. Быть может, само великое действо жизни занимало ее куда больше, чем декорации, среди которых оно происходило. А может, она была слишком тактичной, чтобы навязывать свой вкус. Так сказать, не хотела соваться со своим уставом в чужой монастырь.

Дом принадлежал Джеймсу. Он его купил тридцать лет назад, задолго до того, как небрежно застроенный викторианский квартал Оксфорда, именуемый Джерико, выбился из разряда трущоб. Теперь это был приличный район, и дом был приличный — двухэтажный особняк с готической аркой входа и высокими окнами, обрамленными желто-голубой кирпичной кладкой. У него даже было имя: вилла Ричмонд — о чем повествовала вывеска над парадной дверью. Джеймс предпочитал верить, что дом был выстроен для одного из великих первопечатников университета. Это согревало его сердце. Короче, дом ему нравился, нравился и такт Кейт по отношению к дому.

Спускаясь по обновленной лестнице, Джеймс скоро уловил с кухни заунывный гундосый вой, который сходит у современной молодежи за вокальное совершенство (нечто подобное ему довелось слышать в передаче о мусульманских кварталах Северной Африки, и неслось оно из-за высоченных глинобитных стен — страшно подумать, что там происходило!). Джеймс помедлил, отлично зная, что увидит за дверью: Джосс за столом, обильно усыпанным корнфлексом, которым она только и питалась. Джосс, падчерицу. Если можно так сказать. Потому что Кейт, хотя и прожила бок о бок с Джеймсом все эти восемь лет под крышей виллы Ричмонд, упорно отказывалась сочетаться с ним законным браком.

У Джосс было маленькое бледное личико и ужасающая прическа. Чтобы не отделяться от коллектива (в смысле от женской части класса), она стригла рыжеватые, как у матери, волосы чуть не наголо и ходила с тифозным «ежиком». Тайное отвращение к содеянному заставляло ее истерически защищать свое право на модную стрижку. Из того же чувства протеста она украсила стены своей комнаты постерами рок-звезд, которые все как один напоминали уголовников, зато под кроватью прятала коробку с вырезками из модных журналов. Там, наоборот, красовались фотомодели с роскошными гривами, взметнувшимися волной цунами. Поскольку на всех были изящные туфельки, Джосс носила исключительно высокие черные бутсы на толстенной подошве и с клепками.

— Дядя Леонард опять делал за тебя уроки?

— Ну и? — Джосс демонстративно зевнула. — Я ничего не знаю. Он все знает. Проще простого.

Джеймс прикинул свои силы и понял, что не потянет.

— Где мама?

— Ну где? В «доме».