– Шантаж? Мы называли это дружеским соглашением. К концу года мне хотелось иметь еще одного терьера, которого бы он убил. Но не по-настоящему, – быстро добавила она. – Я предпочла Монгола шоколаду. Собаки обычно лучше, чем шоколад, конечно, потому что они живые. – Она помолчала, хмурясь. – А потом, если посчитать разные виды, то, полагаю, некоторые шоколадки в конце тоже оживали… например, с вишневой начинкой, понимаете, я никогда не любила вишню. Ну, все это довольно неловко. – Она посмотрела на Вашингтона, ища у него поддержки. Кот хлестнул ее хвостом.
Господи, как же она ненавидит котов?!
Эшмор теперь сидел выпрямившись, недоверчиво улыбаясь.
– Вы надо мной смеетесь, мисс Мастерс?
– О Боже! Вы не верите в мой отказ от шоколада? Но ведь это не очень веселый образ жизни. Уверена, вы понимаете, почему я предпочитала Монгола.
Он произнес очень грустно:
– Монгол- так звали пса?
– Да. Но теперь, оглядываясь назад, я назвала бы его Аттилой. – Она помолчала, изображая удивление. – Боже мой! Удивительно, как после долгих лет воспоминаний о чем-нибудь все еще возможно иметь новые мысли о памятном!
– Я этого не знаю, – сказал он. – Воспоминания меня не трогают.
Это он предупреждает ее, чтобы она не рассчитывала на его чувство долга?
– Мне жаль слышать это. Значит, вы пострадали от вмешательства в мозг? Полагаю, это мог быть яд. Я думала, что вовремя стала лечить вас, но да, слабую память можно отнести за счет этого. Хотя, будь у меня столько имен, сколько у вас, мне тоже было бы трудно не забыть всякие вещи. Гренвилл, Эшмор, Монро. Монро – это было фиктивное имя, как я понимаю?
– Фиктивное, – медленно проговорил он, – да. Понимаете, я не хотел объявлять о своей настоящей личности Коллинзу.
– Или кому-нибудь еще,- добавила Минна.
Он помолчал, внимательно разглядывая ее.
– Или кому-нибудь еще. И я не считал, что страдаю потерей памяти, мисс Мастерс. Это просто фигура речи.
– О! – Она хихикнула. – Фигура. Действительно, сэр. Вы не должны считать меня распущенной женщиной только из-за этих необычных обстоятельств.
Фин издал звук, как будто задохнулся. Минна прерывисто вздохнула и наклонившись вперед, закричала:
– Если не можете дышать, хлопните в ладоши!
Этот совет, как показалось, только усилил его трудности с дыханием. Она переместилась на его скамью и начала стучать его по спине, возможно, сильнее, чем рекомендовал бы доктор. Было приятно сделать ему больно.
Подумать только! Ее привели к чудесному исцелению.
– Мисс Мастерс! – Он извернулся, пытаясь схватить ее за руки. Два чувства охватили ее, когда его пальцы стиснули ее пальцы: он может раздавить ее как пушинку, и он двигается необыкновенно быстро. – Я не задохнулся, – сказал он. – Я просто смеялся над вами.
– О! -Минна закусила губу и удалилась на свою половину кареты, сунув руки в глубокие складки юбки. Его ловкость раздражала ее. Он натренирован двигаться быстро. Даже будь она вооружена, интересно, успела бы она выстрелить, прежде чем он выбил бы револьвер из ее рук. «Запомни это», – сказала она себе.
– Смеялись надо мной? Вы неплохо знаете американских девушек. Мы говорим очень откровенно. Вы разве не помните? Все-таки… Я не могу вспомнить, чтобы я сказала что-нибудь хоть сколько-нибудь смешное.
Он провел рукой по своим темным волосам.
– Я нахожу забавным уже то, что вы с этой планеты, мисс Мастерс.
– Есть другой вариант? – Она распахнула глаза. – Вы же не верите в эти слухи о пришельце с Луны?
Он рассматривал ее, прищурившись.
– О чем это вы?
– Что вы хотите сказать?
– Вы не можете говорить это серьезно.
Кажется, она сказала лишнее.
– Не могу? Почему же?
– Даже вы не можете быть такой… тупой.
Даже она? Похоже, она произвела очень-хорошее впечатление на него четыре года назад. Она гадала, как ему удалось объяснить самому себе ее сообразительность, когда он покинул сцену, которая в противном случае стала бы местом его казни. Он заслужил, чтобы его немного поддразнили.
– Нет, в самом деле. Я едва ли тупая! – Минна повысила голос. – Ну, я могу вспомнить кое-что из истории, и нарисовать акварель, и играть на пианино…
Он зажал уши руками:
– Мир, мисс Мастерс! Я уступаю вам, только чтобы не слышать этих визгливых нот в вашем голосе.
– Я иногда повышаю голос, – сказала Минна. – Но только когда исполняю сонаты! – Когда она замолчала, он отнял руки от ушей. – Я вам скажу, – начала она, но замолчала, как только он снова закрыл уши руками. – Я не визжу, – громко сказала она. – Я разговариваю в совершенно приятной манере.
– Но зачем вы вообще говорите?
– Потому что я еще не закончила свою мысль!
– А зачем, умоляю, скажите, это нужно?
– Ну уж, сэр! Как в пословице говорится, «Мысль или еда, законченная наполовину, – битва, закончившаяся поражением».
Он глубоко, вздохнул.
– Господи! – сказал он и закрыл рот рукой. Смех прорвался сквозь его пальцы. У него действительно примечательные глаза, темные, с густыми ресницами, а когда он веселится, они выглядят обманчиво добрыми. – Это вы сейчас придумали? Да?
– Конечно, нет. Это известная пословица. Мой отец – мой настоящий отец, Боже мой, не Коллинз -всегда так говорил.