Любовь без розовых соплей

— Ты не представляешь, как я была рада, когда ты, наконец, свалила из нашего Центра и освободила место любимой его ученицы.

Похоже, «его» она произносит с придыханием и благоговением. С большой буквы. И тут я вспоминаю ее — большеглазую молоденькую девочку, у которой охрана на входе вечно требовала предъявить документы, доказывающие ее возраст. Поля? Юля? Она вечно лезла на глаза лектору, самая первая с готовностью хихикала над его шутками и яростно кивала головой, когда он вещал о ненависти матери к ребенку.

Бедное дитя, чья жизненная ситуация в тот момент полностью соответствовала рассказываемым Володей ужасам.

— Как только ты исчезла с нашего горизонта, он обратил на меня внимание. Приблизил меня к себе. И теперь я, я! а не ты — его незаменимая помощница в научных исследованиях. О-о-очень интересных исследованиях, — ее шепот становится томным, а глаза подергиваются дымкой похоти.

Идущие рядом мужчины словно спотыкаются рядом с ней и оглядываются, скользя взглядом мимо меня и не отрывая от нее жадного, загорающегося чисто мужским, голодным интересом.

Господи, это же и я могла остаться такой — течной самкой, распространяющей флюиды вожделения на всех встречных самцов.

— Володя как-то обмолвился, что в тебе заложен неплохой потенциал. И у него на тебя были грандиозные планы. Которые ты сломала. А я починила.

Ох, глупая девочка, так себе перспектива — быть частью, очередным пунктом чьего-то грандиозного плана. Да только пока на своей шкуре этого не испытаешь, не поймешь.

— Зато меня он научил всему, что надо знать и уметь женщине. Я прямо сейчас могу любого из этих… — она презрительно кивает в сторону массово пускающих на нее слюни мужчин в деловых костюмах, остановившихся неподалеку, — пальчиком поманить, и он через сутки, даже меньше, будет готов ноги мне целовать.

Жуткое, на самом деле, зрелище. И состояние при этом такое же. От него мороз по коже пробирает. Плавали, знаем.

Бр-р-р. Чур меня.

— Кто бы вы ни были и о каком бы Владимире ни говорили, желаю вам удачи в вашей научной деятельности. Надеюсь, в вас осталось достаточно критического мышления, чтобы подвергать сомнению не только прописные азбучные истины, но и новые знания, получаемые из непроверенных источников.

Она только фыркает и с ненавистью выплевывает:

— Я тебя обманула. Никакого привета он тебе не передавал. Он вообще о тебе забыл. Потому что теперь у него есть я!

И слава богу, что он обо мне забыл. Надеюсь, навсегда.

Я поудобнее перехватываю спортивную сумку и направляюсь к выходу из аэропорта, а девушка, чье отражение я вижу в огромном стекле, торжествующе смотрит мне вслед.

Наверное, я неправа сейчас.

Наверное, я должна остаться и попробовать поговорить с ней. Объяснить, в какую пропасть она рискует упасть, слепо доверяя каждому слову Мартынова.

Наверное, я должна, как Татьяна, что-то сделать, чтобы спасти эту душу.

Но у меня нет таких навыков, как у Татьяны. А девушка явно зациклена на том, кто много лет подряд убеждает ее в собственной исключительности. И потом, если выбирать между практически незнакомым человеком и тем, за кого ты готов бороться до последнего, то я выберу второе. А за Юлю… за Юлю я буду молиться. Чтобы у нее как можно раньше раскрылись глаза. И чтобы она успела остановиться на самом краю. В шаге от безвозвратной ошибки.

И… за Шона я тоже попрошу вселенную. Попрошу искренне, от всего сердца. Найти покой и умиротворение в этой жизни. Потому что кроме безумия в его глазах я частенько видела тщательно скрываемую застарелую боль. Океан неизбывной горькой боли.

Глава 37

— Боже, дай мне сил и терпения справиться с этой женщиной, — закатываю я глаза. — Ну объясни мне, бестолковому, почему в джинсах?

— А почему нет? — пожимает плечами эта невыносимая… ух!

— Люль, я все понимаю, ты терпеть не можешь свадьбы и все с ними связанное…

— Просто я считаю, что это глупость несусветная, тратить столько времени, сил и денег на то, что должно быть только между двумя людьми.

— Допустим, я с тобой согласен, — киваю я. — Но разве ты не хочешь, чтобы этот действительно важный в нашей жизни момент хотя бы для нас был… ну, не знаю, торжественным, красивым, запоминающимся?

— Господин мой Громов, каждая секунда рядом с тобой запоминается мне на всю жизнь, — эта хитрая лисица крадется в мою сторону по кровати, совершенно сбивая с толку. И ведь знает, что я ей сопротивляться не могу, зар-р-раза. Но я кремень, да!

— Госпожа моя без пяти минут Громова, отставить соблазне…