Любовь без страховки

Она упирается сильнее в мою грудь и пытается оттолкнуть, а я пользуюсь моментом и разворачиваю ее к окну лицом. Не прижимаюсь. Боюсь слететь с катушек. Но свободной рукой перекидываю ее волосы с одного плеча на другое. Вижу, как на ее шее под тонкой фарфоровой кожей бьется синяя жилка и не могу отвести глаз.

Маша практически не дышит. И не сопротивляется. А я уже с трудом сдерживаюсь. Ее запах проникает в меня, дурманя мою голову. А хрупкое тело в моих руках вызывает давно забытые воспоминания, о которых я даже не смел мечтать.

Я склоняю голову и прижимаюсь губами к ее шее. Кожа теплая, бархатистая и слишком притягательная. Маша в ответ судорожно сжимает мою руку своей маленькой ладошкой, и я воспринимаю этот жест, как согласие. Моя язык скользит по ее шее вверх, и от наслаждения у меня немеют руки и ноги. А в жилах загорается такой огонь, что кроме Маши, его вряд ли кто-то потушит. Я ласкаю ее, задыхаясь от удовольствия и не верю, что прикасаюсь к ней. Вот так откровенно и по-собственнически.

— Не надо, прошу тебя, — шепчет Маша.

Я отрываюсь и вижу как ее руки покрыты мурашками. От осознания, что ей нравятся мои прикосновения, у меня планку срывает.

— Ты же тоже этого хочешь, — выдыхаю шумно и не могу справиться со своими эмоциями.

— Да ни за что на свете, — Маша пользуется моей расслабленностью и резко развернувшись, влепляет мне пощечину. Слабую и смазанную. Опыта в рукоприкладстве у нее точно нет.

А меня это злит и заводит. Зачем она врет? Я же вижу, как ее тело откликнулось на меня. Неужели играет?

— Любишь пожестче?

Я подхватываю ее за ягодицы, а потом несу к кровати. Красиво, как в фильмах, мне уложить Савельеву не удалось, потому что она начала сопротивляться и брыкаться в моих руках.

— Какого черта, Торопов? Ты совсем охренел? — возмущенно кричит Маша.

А я сажаю ее на край кровати и заглядываю в ее глаза.

Маша злится.

— Ты же, как и я, хочешь этого!

— Ты с ума сошел? — она разъяренно смотрит на меня снизу вверх.

Я не хотел ее принуждать. Я просто уверен, что она тоже хочет меня. Просто чувствую, что я в своем желании не один. Но руки распускать не собираюсь. Просто не знаю, как уйти и оставить ее одну.

Сажусь на колени на пол, и одной рукой опрокинув ее на кровать, второй закидываю ее ногу к себе на плечо. Маша вырывается, но по сравнению со мной она слишком слаба. Я прижимаюсь губами к тонкому капрону около ее колена и вывожу языком узоры на ее ноге. Маша сдавленно вздыхает, а я оставляю влажную дорожку вверх до самого окончания чулок. Мать твою! Она носит чулки!

Ее платье задирается, а раздвинутые ноги открывают мне обзор на красные кружевные трусики. Я в этот момент потерял рассудок.

Чем выше мой рот, тем спокойнее становится Маша. Она замирает в моих руках, а я больше не сдерживаюсь. Прижимаюсь к ее трусикам губами и тяну тонкую ткань зубами на себя.

— Остановись, пожалуйста, — жалобно стонет Маша.

А я не могу. Ее кожа, ее запах сводят меня с ума. Я ласкаю ее языком там, между ног прямо через трусики, заставляя выгибаться мне навстречу.

Я настолько хочу ее, что растворяюсь в ней. А Маше удается вырваться. Она отползает от меня по кровати и встает на ноги с другой стороны кровати. Ее глаза расширены, дыхание сбито, волосы растрепаны, и я понимаю, что никуда ее не отпущу.

— Ты дебил, Торопов! Ты что творишь? — кричит Маша, задыхаясь и судорожно натягивая свое платье на бедра.

— Хочу тебя, — я жму плечами, — так же как, и ты меня!

— Да с кем угодно, но только не с тобой!

Для меня ее слова, как красная тряпка. Я превращаюсь в безумца на ее глазах. Неужели она не видит, что делает со мной? Потому что стала бесчувственной и продуманной стервой? Потому что научилась играть во взрослые игры?

Если минуту назад я хотел ее по-настоящему. Хотел открыть свою израненную душу. То сейчас все изменилось. Я ненавидел в ней ее притягательность, сексуальность. Ее невинность в глазах. Ненавидел за то, что она теперь с Котовым, а может еще с кем-то. Я просто хотел ее. До чертиков. До умопомрачения.

— И со мной тоже, Савельева!

Маша, качает головой, и бежит к двери, но выйти не успевает. Я припечатываю Савельеву своим телом к холодному дереву. Ее тело идеально сочетается с моим. Все изгибы заполняют пустоту, и мы с ней в это минуту одно целое.

Мы оба изранены. Мы оба ненавидим друг друга. Но еще можем и спасти.

Один раз, и я ее забуду, клянусь мысленно себе. Один раз — ведь для нее это ничего не будет значить, а я смогу двигаться дальше. Смогу выкинуть из головы. Только удовлетворю свое слишком долгое воздержание от Маши Савельевой и уйду. И по-другому не могу. Иначе окончательно свихнусь.

20

Маша

Он стал для меня всем. Мучительной болью, всепоглощающим отчаянием и спасительной надеждой. За эти три недели Торопов сумел разворошить мою наспех заштопанную душу и забраться во все уголочки моего сознания. Я его ненавидела, боялась и ждала. Ругала себя, стискивала зубы, сжимала кулачки и проваливалась с головой в его равнодушие.