Я сидел в машине напротив студии, где Маша занималась танцами и ждал, когда она выйдет. Конец октября был по-настоящему осенним и жутко холодным. На улице буйствовал ветер, разметая во все стороны капли затяжного дождя. Погодка была мерзкая. Как и мое настроение. Я понимал, что, дважды не приехав за Машей, я давал нам обоим шанс избежать того, что между нами закручивалось. Но стоило мне вспомнить ее наивный взгляд и пухлые губы, мне становилось плевать на все шансы мира. Я хотел ее увидеть.
В то утро, когда она от меня сбежала, я даже обрадовался. Потому что не знал, как смотреть ей в глаза. Не знал, что сказать. Чувствовать на себе ее осуждающий взгляд с примесью страха и неприязни было выше моих сил. Никогда ничего подобного не испытывал. Всегда было плевать. Но в это раз желание и понимание того, что я и пальцем не прикоснусь к малышке, заставляли меня нервничать. Поэтому не увидев утром ее в своей квартире с облегчением выдохнул. Только позвонил Кате и убедившись, что, Маша приехала к ней, не найдя на свою маленькую попку приключений, решил все оставить, как есть и постараться избегать встречи с этой крышесносной малолеткой.
А она стопудово была крышесносной.
Про попку, которую я запомню надолго, я вообще молчу.
Но в ней была еще куча притягательных вещей. Красивые глаза в обрамлении пушистых ресниц, глядящие на меня со страхом и любопытством, пухлые розовые губы, еще маленькая грудь, узкая талия и стройные ноги. Да, да, в этот раз я успел ее разглядеть, а лучше бы не делал этого.
Маша — ребенок. По сравнению с ней я в свои двадцать четыре взрослый дядя, и именно поэтому как бы она сексуально и маняще не выглядела, она еще ребенок. Будь мы с ней постарше на три-четыре года, и наша разница в возрасте не особо бы бросалась в глаза, но шестнадцать — это слишком мало не только для меня, а для даже для любого совершеннолетнего парня.
Насколько она мне нравилась, настолько я понимал, что не смогу даже прикоснуться к ней. Но не понимал я теперь, как можно целовать, и тем более затащить в свою постель этого невинного ангелочка. Да она от страха сознание потеряет. Поэтому лучше выкинуть ее из головы и остановиться сейчас, пока еще не поздно.
Нет, я не боялся осуждения или ответственности, тем более уголовной, но точно знал, что буду хотеть до одури, но не смогу причинить боль ей или обидеть. Маша достигла возраста согласия, но мне кажется только по закону. В голове она оставалась еще ребенком, которому неведомы даже мысли, не то, чтобы действия, которые я вытворял с ней в своей голове. И в голове все это и оставлю. Я точно не буду первым, кто откроет в ней девушку. А работа и девочки постарше мне помогут.
И у меня даже получалось не вспоминать о ней и заглушить свою тягу к ее еще не до конца сформировавшемуся телу. Работа допоздна и девочки постарше делали свое дело. Я едва успевал высыпаться, но меня все устраивало. Я был в своей стихии. И после двухнедельного беспрерывного труда в офисе, я решил сделать себе выходной. Вот тут-то меня и атаковала Катя. Она попросила меня отвезти ее в торговый центр и по пути заскочить к кому-то за какой-то тетрадью. Я с удовольствием согласился. Тем более мы так редко виделись с Катей, что я чувствовал вину за собой.
Боже, как же я охренел, когда увидел к кому она приехала за тетрадью. А когда потащила Машу в машину, еле успел нацепить на лицо добродушную улыбку.
В обтягивающих джинсах, в черной курточке и черной спортивной сумкой через плечо, без макияжа, с хвостом на затылке и с полными глазами ужаса она не тянула даже на свои шестнадцать. И если с возрастом и внешностью я ничего не мог поделать, то страх в ее глазах был по моей вине. Неприятный холодок по позвоночнику напомнил мне, какой же я все-таки козел. Но виду не подал. Хотя в этот момент хотел, чтобы Маша перестала меня бояться. Такими темпами она скоро начнет от меня шарахаться.
Не знаю, Катя все подстроила, или мы случайно оказались наедине, но это был реальный шанс поговорить с Машей и убедить ее, что не такой уж я и монстр, как она думает. Я решил им воспользоваться. А ведь уже тогда нужно было отправить ее за Катей и закончить любое общение с ней. Я это задницей чувствовал. Но выбрал совсем другое.
Я знал, что нельзя. Знал, но все же сделал это. Я прикоснулся к ней. Взял ее дрожащую ладонь в свою руку и с этого момента мне не забыть ее бархатистую нежную кожу, ее чуть приоткрытые губы от моей неожиданной даже для меня самого ласки. Я утонул в ней, забывая, что передо мной всего лишь ребенок.
Но клянусь, тогда я просто хотел, чтобы она перестала смотреть на меня затравлено. Так словно я вот-вот ударю ее или еще что похуже. Да если бы не элементарные правила приличия, она бы уже давно бежала от меня сломя голову. Я все видел в ее глазах. Не умела она скрывать свои эмоции. Но черт возьми, держалась стойко, как оловянный солдатик. Дрожала, но даже осмелилась не отвести своего взгляда. И пусть с виду она была хрупкой и невинной, но уже тогда я знал, что внутри нее горит тот еще огонь, и через пару лет она задаст всем жару.