— А я-то думал, что владею и тобой.
— Ты же этого не желаешь.
— Эмма! Я, конечно, жесток, бессердечен, а сейчас к тому же еще и небогат. Но почему ты решила, что вдобавок к этому я глуп?
Ему бы следовало уйти. Прямо сейчас. Но Киллоран понимал, что не сможет этого сделать. Еще один раз, только один раз… Он и так обречен гореть в аду. По крайней мере, будет что вспомнить в пламени преисподней.
Граф наклонился и осторожно коснулся губами ее рта. И тут же понял, что не сможет устоять перед искушением.
Дыхание Эммы было теплым и легким. Уже не осознавая, что делает, Киллоран развязал белую ленточку, погрузил пальцы в копну рыжих волос и отдался нахлынувшим чувствам.
Эмма не выразила ни протеста, ни желания ответить. Она просто откинулась на спину и смотрела на склонившегося над ней Киллорана. Хватило этого нарочитого самообладания ненадолго — через минуту Эмма уже застонала.
Последний раз, сказал он себе, снимая с нее платье. Эмма уже расстегивала его камзол, затем рубашку… Киллоран даже не обратил внимания на боль в плече, когда Эмма сорвала ее. Он вообще не осознавал, что она делает, пока не почувствовал вдруг, как Эмма застыла в его руках.
Он знал, что рана еще не до конца зажила. Шрам был ужасный — красный воспаленный рубец, ведь пулю пришлось доставать.
— Он тебя тогда ранил, — прошептала Эмма. — А я и не поняла…
— Обычная царапина, — он прикрыл шрам ладонью.
Эмма встала на колени, и Киллоран залюбовался ее прекрасным телом.
— Ты мне ничего не сказал… — она чуть не плакала. — Так вот почему ты ушел… Тебя ранили, и ты не хотел, чтобы я узнала об этом. Не хотел, чтобы пожалела…
— Да что ты, в самом деле! — уж этого Киллоран точно не мог допустить. — С чего ты взяла, что, если бы Дарнли промахнулся, я поступил бы иначе? И вообще, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты сейчас же встанешь и уйдешь! У меня-то его, похоже, нет…
Киллоран не договорил, потому что Эмма наклонилась и поцеловала его. Их губы слились, и граф понял, что этот поцелуй не прервет никакая сила.
И он уже ничего не мог поделать с собой, ибо разум словно оглох, ослеп и онемел, а тело, наоборот, готово было торжествовать.
Ему нужна была Эмма — на этой кровати, в этом доме, на его земле…
Казалось, прошла вечность, прежде чем дыхание его снова выровнялось. Эмма замерла, прижавшись лицом к его груди. Ее запах — аромат лаванды и роз — растворялся в свежем, как сама весна, воздухе Ирландии. В окно лился лунный свет. Все было прекрасно.
Киллоран провел рукой по ее волосам. Эмма подняла голову и взглянула в зеленые глаза:
— Ты действительно хочешь, чтобы я ушла?
На мгновение его рука замерла.
— Сие было бы самым разумным.
— Это не ответ. Ты хочешь, чтобы я ушла?
— У меня совсем не осталось денег. Мне негде жить, кроме этого печального дома… Да и сам я — бессердечный негодяй, которому нет дела ни до кого и ни до чего.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Муж из меня получится хуже некуда. Вся наша жизнь будет связана с этим поместьем — никаких развлечений. Большую часть времени я буду проводить с лошадьми, а ты одного за другим рожать детей…
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, — ответил наконец Киллоран и крепко прижал Эмму к себе.
Эпилог
— Папа! — требовательный возглас эхом разнесся по всему дому.
Киллоран едва успел войти и сейчас снимал в прихожей сапоги. Он чувствовал приятную усталость и удовлетворение, как всегда, когда возвращался со своего конного завода. Впрочем, его старшую дочь Летицию сейчас интересовало совсем не это.
— Что ты хочешь мне сказать, детка? — он погладил девочку по спутанной копне медно-рыжих волос. В мать она пошла не только волосами — для своих девяти лет Летиция была очень высокой.
— Мама сказала, что она скоро сойдет с ума. И я, кстати, тоже. Близнецы ссорятся весь день напролет, у малыша режутся зубки, а Колин играла с моей лучшей куклой — той самой, которую мне прислала из Лондона леди Селдейн, — голос Летиции звенел от возмущения. — И к чему, скажи на милость, маме столько детей, а мне братьев и сестер? — она воззрилась на отца в ожидании ответа.
— Чтобы жизнь не казалась вам скучной, — улыбнулся Киллоран и направился к лестнице.
Сверху доносились детские вопли, сквозь которые время от времени прорывался негодующий голос Эммы. Граф рассмеялся и обернулся к старшей дочери:
— А у нас новый жеребенок.
— Дейлили ожеребилась? — Летиция расцвела улыбкой и тут же нахмурилась: — И ты мне не сказал?
— Как не сказал? Вот только что.
На верхней площадке появилась Эмма. На руках у нее был ребенок. Малыш горько плакал, но, увидев отца, заулыбался прямо сквозь слезы.
— И что только заставило меня выйти за тебя замуж? — графиня Киллоран явно не спешила разделить счастье своего младшего сына.
— Полагаю, ты хотела получить титул, — предположил граф.
— Нечего мне тут улыбаться, — Эмма решительно сунула ему в руки малыша — Нужно было мне выйти за Натаниэля… За эти десять лет у них с Барбарой родилось всего двое детишек — такие спокойные, такие благовоспитанные. Живут люди в свое удовольствие… А что получила я?