Любовь дерзкого мальчишки

Девушка не произнесла ни слова, но ее взгляд с такой угрюмой решимостью встретился с глазами тетки, что та остановилась.

— Я хотела бы напомнить тебе одно, — сказала княгиня, и ее рука тяжело легла на руку племянницы, — если я не предупреждаю Вольдемара, то это не смеет сделать и никто другой, потому что это будет изменой нашему делу. Почему ты так вздрогнула при этом слове? А как бы ты оценила, если бы владелец Вилицы получил — хотя бы через третьи или четвертые руки — известия, которые открыли бы ему наши тайны? Ванда, до сих пор Моринским еще никогда не приходилось раскаиваться в том, что они доверяли свои планы женщинам из своей семьи. Между ними еще никогда не было изменниц!

— Тетя! — Ванда воскликнула с таким ужасом, что княгиня медленно сняла свою руку с ее руки.

— Я только хотела втолковать тебе, что тут поставлено на карту, — продолжала княгиня. — И думаю, что ты захочешь прямо посмотреть отцу в глаза, когда он вернется обратно. Как ты после того смертельного страха, который теперь снедает тебя и который ты тщетно стараешься скрыть, встретишь взгляд Льва, это твое дело! Но если бы я когда-нибудь подозревала, что этот удар ожидает Льва, и притом со стороны брата, то постаралась бы всеми силами подавить его роковую любовь к тебе, вместо того чтобы поощрять ее. Теперь уже слишком поздно как для него, так и для тебя, в этом я убедилась только что.

Молодой графине не пришлось что-либо отвечать, так как в эту минуту вошел Павел с докладом, что лошади поданы. Десять минут спустя княгиня была готова и садилась в ожидавшие ее сани. Прощание с племянницей было непродолжительным и происходило в присутствии слуги, но Ванда прекрасно поняла взгляд, который бросила ей тетка. Она молча положила свою холодную как лед руку на руку княгини, и та, казалось, удовлетворилась этим безмолвным обещанием.

Молодая графиня наконец осталась наедине с собой и со своей тревогой, указывавшей ей на опасность, которой не хотела верить тетя. Ванда стояла у письменного стола, на котором еще лежали письма отца и Льва. Несколько слов, набросанных на бумаге и посланных в Вилицу, могли предотвратить все. Девушка была достаточно посвящена в планы организации и знала, какое значение имело пограничное лесничество: там хранилась часть оружия, а потому было необходимо иметь преданного человека, на которого можно было бы рассчитывать; удаление лесничего было равносильно потере этого значимого для партии поста.

Нордек редко приезжал в это отдаленное лесничество, так как у него было слишком много дел в Вилице; если он увидит теперь, что там открыто противятся его приказаниям, то без всякого сожаления примет свои меры. А он неминуемо должен будет открыть все, если получит предупреждение, что там ему грозит опасность.

Все это очень четко представилось Ванде, но в то же время ей была ясна опасность, грозившая Вольдемару. Увы! Ужасное слово «измена» парализовало всю силу ее воли. Она сама угрожала Льву своим презрением, когда он в припадке ревности колебался исполнить свой долг, теперь же этот долг повелевал ей не писать тех слов, которые могли избавить Нордека от опасности.

Ванда тщетно искала какой-либо выход, перед ней все время неумолимо стояло грозное «да» или «нет».

Прошло уже более часа, и девушка совершенно обессилела от этой ожесточенной борьбы; ее лицо ясно выражало, что она пережила за этот час, она была не в состоянии больше бороться и даже думать и, в изнеможении опустившись в кресло, закрыла глаза.

Тут перед ней снова тихо выплыло сотканное когда-то из солнечного света и шума моря видение, которое оплело своими чарами два юных сердца, не подозревавших тогда, что оно означало. С того осеннего вечера в лесу оно часто появлялось перед молодой графиней, и никакие усилия воли не могли заставить его исчезнуть. Теперь оно снова стояло перед ней, как бы начертанное волшебной рукой и озаренное ярким золотистым сиянием. Ванда боролась против этого очарования со всей страстностью и энергией своего характера. Она отдалила разлукой и расстоянием человека, которого хотела ненавидеть, потому что он не принадлежал к друзьям ее народа; она искала спасения в этой, теперь столь ярко вспыхнувшей, вражде обеих наций… но какой смысл имела вся эта отчаянная борьба, когда победа все-таки не была достигнута? Теперь уже больше не могло быть речи о мечте или самообладании. Она знала теперь, какие чары завладели ею тогда на Буковом полуострове, она осознавала, что разорванные нити этих чар начали опутывать ее тогда в лесу и окончательно сковали теперь. Она знала также, какие сокровища открыл ей старый чудесный город — увы! — лишь на несколько мгновений, чтобы затем снова исчезнуть в морской пучине. Только в одном старая легенда не солгала ей: воспоминание о нем не хотело исчезать, тоска не прекращалась, и среди всей этой вражды, борьбы и сопротивления нежно и таинственно звучали из морской глубины волшебные колокола Винеты.