Любовь дикая и прекрасная

— А я оказываю вам честь, Эли Кира. Ваши сыновья поступят в отборное войско, которое состоит под началом у самого султана. И вы не сможете отвергнуть мое великодушие, не оскорбив моего повелителя. И… я даже окажу вашей верноподданной семье еще большую честь. — Его взгляд переметнулся на юную Дебру. — Я беру вашу старшую дочь в гарем моего господина. Никогда не видел таких красивых глаз. Их фиолетовый цвет — такая редкость. Уверен, что после должной подготовки она очарует Мохаммеда.

— Нет! — теперь уже кричал Эли Кира. — Девушка обручена! Через два дня у нее свадьба!

— Ошибаетесь, друг мой, — улыбнулся Ага. — Через три ночи я представлю ее султану, и она войдет к нему в постель как свежая забава. Возможно даже, ваша дочь завоюет его сердце. Если нет, то доживет жизнь во Дворце забытых женщин.

Мариам Кира бросилась к ногам евнуха и пала ниц.

— Что вы ищете? — взмолилась она. — Я помогу, если только сумею. Но не берите моих детей, заклинаю вас!

— Мариам. — Банкир поднял жену с пола.

— Эли! Эли! — Она обратила к нему свое зареванное, искаженное ужасом лицо. — Какое дело ты сотворил? Что есть такого важного, что ты готов пожертвовать Давидом и Львом? Что есть такого, что ты соглашаешься приговорить Дебру к жизни в одиночестве и позоре? И если ты тут замешан, то скажи ему! Во имя Яхве, скажи, умоляю тебя!

Эли Кира в отчаянии оглянулся на свою бабку, Привычка, воспитанная годами, теперь яростно боролась в нем с отцовскими чувствами. Он просто не знал, что делать. Эстер вздохнула:

— Пусть выйдут все, кроме Али Зия, Хаммида и Эли.

Должен же мой внук узнать, из-за чего все это столпотворение. А к правнукам моим не прикасайтесь, иначе ничего не узнаете!

— Забери своих людей и жди во дворе. Никого и ничего не трогать, — приказал Ага начальнику янычаров.

Комната потихоньку опустела. Остались только старушка, банкир и евнухи.

— Садитесь! Садитесь же! — велела Эстер. — Говорить буду долго.

Она устроилась поудобнее. Остальные трое выжидающе смотрели на нее.

— Знает ли кто из вас, когда я появилась на свет? — спросила матрона и захихикала:

— Я родилась первого апреля 1490 года по христианскому календарю. Мне сто девять лет! Да, а о том, что я вам собираюсь рассказать, мой смущенный бедняга внук не знает ничего. Поскольку, однако, мои действия, — и она выделила слово «мои», — поставили Эли в неловкое положение, то, думаю, ему тоже следует послушать.

Банкир оставался бесстрастен. Не было в семейных делах абсолютно ничего, о чем бы он не ведал. Но Эли уразумел: снимая вину с него, бабка спасала их всех.

Наглядный пример к тому первому уроку, что она ему когда-то преподала: выживать любой ценой. Немолодой уже человек испытал внезапный порыв нежности и любви. Этой даме семейство было обязано процветанием.

Ему захотелось обнять ее и прижать к себе. Но он сидел тихо, сохраняя на лице слегка недоуменное выражение.

«Хорошо, — подумала Эстер. — Внук мне подыгрывает».

И она продолжила:

— Ваши подозрения верны, Али Зия. Я действительно помогла женщине, которую вы зовете Инчили, вернуться к своим. Так бы поступили и вы сами, если бы знали, кто она такая.

— Это знатная дама из Европы, — объявил Хаммид.

— Это правнучка Чиры Хафиз, — отвечала Эстер.

— Как может быть такое, старая женщина? — удивился Али Зия. — Чира Хафиз оставила только одного сына, султана Сулеймана, и еще дочь, которую выдали за Ибрагим-пашу. Из ее внуков принцы Мустафа и Баязет были убиты, принц Джанхагир умер, принц Селим стал султаном Селимом II, а принцесса Михрмах вышла замуж за Рустем-пашу. Дети Ибрагим-паши и принцессы Нилуфер никогда не покидали этих краев. Ваш возраст повлиял уже вам на мозги, Эстер Кира.

— Хоть ваш возраст — только треть моего, Али Зия, мозгам вашим до моих еще далеко, — без запинки последовал ответ. — Я много лет была близкой подругой Чиры Хафиз и поэтому знала все про нее и про ее семью. В Европе у Чиры оставался брат, граф Гленкерк, из рода которого и происходит ваша беглянка. Такой же титул носил первый муж Инчили, а нынешний граф Гленкерк — ее старший сын. Благодаря любезности Чиры мы управляем огромным состоянием гленкеркских Лесли уже больше полувека. Сомневаюсь, — продолжала еврейка, — что Инчили когда-нибудь слышала о жене Селима I, но когда я впервые увидела молодую даму, то чуть не упала в обморок. Она — зеркальное отображение Чиры, подобно тому как Латифа Султан похожа на свою бабушку Фирузи Кадим. А когда обе жены визиря встали рядом, то я словно перенеслась на восемьдесят пять лет назад и даже на миг подумала, что уже умерла и мои подруги пришли меня приветствовать.

Она сделала паузу, чтобы оценить, какое впечатление производил ее рассказ. В глазах внука Эстер уловила намек на восхищение. Оба евнуха сидели, словно зачарованные, и старушка про себя улыбнулась.

Евнухи — это такие дети!