Любовь Дикого (СИ)

Бросаюсь на звук. В коридор. Наталкиваюсь взглядом на прямую спину, обрисованную контурами плотно запахнутого пальто.

— Ты куда собралась? — спрашиваю.

Шагаю к ней.

Дверь обратно притягиваю. Захлопываю на щеколду. Встаю так, чтобы Катя и не думала шустро отсюда свалить.

Она отступает назад и спокойно встречает мой взгляд.

— Мне пора по делам, — говорит ровно. — На собеседование.

Чего, блядь?

— Задержись, — выдаю.

— Не могу, — даже бровью не ведет, а после прибавляет: — И тебе задерживаться не стоит.

Охуеть.

Сука, что?!

Она молчит. Но взгляд дохера выразительный. Пиздец, по ходу с таким видом я сам смотрел утром на шлюх, которых без эмоций ебал.

— Надеюсь, ты успеешь собраться и уйти до того, как я вернусь домой, — поясняет Катя, чтобы я точно ухватил суть.

Тебе пора, Демьян.

На хуй вон там.

— Пойдем, — бросаю. — Кофе выпьем.

За плечо беру.

А она чуть голову поворачивает. Смотрит на мои пальцы. Там, где дотрагиваюсь до ее руки.

Блять, сам не понимаю как, но разжимаю захват. В момент.

— Катя…

— Кофе я уже выпила.

Вижу. И душ приняла. Волосы вымыла. На затылке в пучок собрала. Нарядилась и явно хотела вообще со мной не встречаться.

Деловая, пиздец.

От нее несет шампунем, гелем для душа, парфюмом. Чем угодно. Только блядь не мной.

— Отойди, — говорит. — У меня назначена встреча.

Пробует пройти мимо, ведь я точно на автомате отступаю.

Как условный рефлекс.

Ебануться.

— Какая на хер встреча? — рявкаю.

За талию перехватываю. Возвращаю ее обратно. Толчком разворачиваю лицом к себе, вжимаю в стенку.

— Какого хера, Катя?

— Не кричи, — морщится.

Головой мотает. Виски растирает.

Что, болит?

Ну еще бы, блять. Похмелье после вчерашнего. Выпила столько, что едва соображала. И сейчас тоже хуево соображает. Если всерьез надеется так легко и просто съебать.

— Ты какого черта делаешь? — говорю.

Ниже тон.

Ярость стараюсь погасить.

— А ты? — выдает Катя.

Взглядом стреляет.

А потом вдруг вздыхает. Устало. Усмехается с горечью.

— Чего ты от меня хочешь?

— Не поняла? — хмыкаю, склоняю голову к плечу. — Всю ночь объяснял. Но вижу, надо повторить.

Молчит.

Холодная. Чужая. Вид у нее такой, что приближает к выводу, будто я уже ебанулся нахер. И наша прошлая ночь гребаная галлюцинация.

Но руки сами к ней тянутся. Подаюсь вперед.

— Нет, — говорит Катя.

Головой качает. Смотрит, заставляя застыть. Своими блядскими глазами на цепи держит. И крепко. Пиздец крепко.

Только я эту цепь раздираю.

Зажимаю сучку возле стены. Вбиваю кулаки в поверхность по обе стороны от ее талии. Хуй она удерет отсюда, пока мы все не выясним.

— Что за херня, Катя?

Кривится. Вижу, злится. Глаза гневно вспыхивают. Эмоции аж искрят. А она молчит. Подавляет все. Прячется за холодом.

Опять не так? Громко обратился? Грубо?

Похуй, блять. Вывела же. Неужели сама не понимает? Вроде успокоилась же. И вот снова жилы вытягивает.

— Быстро же ты забыла, как кончала подо мной.

Горло ее обхватываю. Мягко. Взгляд ловлю.

— Ну ладно, — усмехаюсь.

Дергаю пояс ее пальто. Накрываю живот ладонью. Тяну блузку, забираясь под тонкую ткань.

Она нужна мне. Голая кожа. Горячая. Моя. Вся моя, блядь.

— Пора твою память освежить.

— Руку убрал, — резко говорит, приказывает.

Запястье мое пальцами обхватывает. Ногтями царапает. Отдергивает от себя.

Взгляд колючий.

Охренеть.

— Не играй так, — выдаю отрывисто. — Будто нихуя между нами не было.

— Было, — выдыхает.

— Тогда…

— Но это ничего не значит.

— Что ты несешь, блять? — рычу.

За плечи ее обхватываю. Встряхиваю. В глаза заглядываю. И задыхаюсь. Накрывает охуеть как, потому что не различаю там нихера.

Закрылась от меня. Гребаная стена.

И не пробить это никак. Сука.

— Правду говорю, — отвечает тихо. — Как есть. Нет ничего. И не могло быть. Я же просила тебя уйти.

— Просила? — скалюсь. — Хер ли ты пиздишь?

— Хватит! — отталкивает меня. — За языком следи.

— Слежу, — усмехаюсь, крепче сжимаю ее за плечи. — Когда мой язык был в тебе, ты только и могла, что стонать. А теперь я должен поверить, что тебе на все поебать?

— Делай, что хочешь.

— Делаю.

— Пусти…

Отворачивается, не позволяя запечатать рот поцелуем. Царапает мои плечи. Извернуться пробует.

— Катя, — рычу, взгляд ее перехватываю. — Да что на тебя, блять, нашло? Выяснили же все.

— Что? — бросает глухо.

— Знаю, — говорю. — Виноват.

— Да, — кивает. — Хорошо, если знаешь.

— Прекращай это.

Молчит. Но так молчит, точно льдом окатывает.

— Я, блять, люблю тебя, — выдаю.

— Любишь?

Изящная бровь вздергивается вверх.

— Да.

Ее губы дергаются. Нервно. Болезненно.

— Нет, не любишь, — роняет сухо.

— Катя, — выдаю громче.

— Никого ты не любишь, — обрывает резко, головой качает. — Только себя. И так всегда было.

Лицо ее ладонями обхватываю.

А она морщится.

— Катя, — начинаю опять, повышаю голос.

— Завязал? — бросает хлестко, пристально в глаза смотрит.

Ладони мои накрывает своими. Обжигает. На секунду. И тут же отталкивает от себя. Да так, что тронуть ее снова не выходит.

Она не разрешает.

Взвинченная. Раздраженная. Прямо вскидывается вся.

— Как так получилось, что ты из тюрьмы вышел? — бросает. — Тебе же пожизненное дали. Как ты освободился?

Молчу.