Любовь для Янтарного лорда

Или бояться. Фомор знает, чего можно ожидать от весьма древнего дивного со странным характером, если он доверяет тебе нечто настолько особенное.

Ладно, оставим чудачества Алама ему самому.

А сейчас мне нужно наконец-то добраться до хозяина этого примечательного домика и спросить, что с ним случилось!

Топнув ногой, я позвала:

– Брауни Янтарного холма – встань передо мной!

И… ничего не случилось. Я огляделась и закусила губу, пытаясь понять, что могла произнести не так, когда в районе моих колен раздался ворчливый голосок:

– Вот же глупая глейстига. Вели не только прийти, но и появиться!

– Явись! – послушно дополнила я приказ, и с маленького фейри как вода стекла пелена невидимости. – И назовись.

– Тилкен Арм я… Зачем пришла? – грубовато спросил служка Янтарного холма.

Ага, по ходу хлебосольного приветствия можно не ожидать?

– Проводи к хозяину.

– А ждет ли он тебя, глейстига? – прищурил морщинистые глазки брауни.

– Ждет, не ждет, а я проверю, как он. – Я независимо тряхнула волосами, хотя, надо признать, после этого вопроса с подковыркой моя пышно цветущая самоуверенность подувяла. Но тотчас подсунула факт для реабилитации! – Я смогла пройти в холм!

– Вот-вот… – неохотно согласился со мной Тилкен. – Шастают тут всякие, хозяин все никак нормальную защиту не поставит. Но шо ж поделаешь… пойдем, рогатая!

– Я не рогатая, – привычно констатировала я.

– И вот совершенно нечем тут гордиться! – ехидно ответил мелкий дивный и провалился сквозь пол, со мной вместе.

Мы выпали из потолка в каком-то коридоре, и я смогла ловко приземлиться на оба копыта, за что ощутила гордость!

– Вот там он, – Тилкен мотнул головой в сторону массивных двустворчатых дверей. – Сама пойдешь, я не хочу господину на глаза попадаться, когда он ранен и зол.

– А что он делает? – Я вообразила уже худшее.

Поскольку Аламбер лорд со странностями и даже не хочет общаться с брауни, мне показалось, что Тилкен сейчас поведает леденящие кровь истории, как хозяин за провинности частично замуровывает его в янтаре.

Мерроу он же заточил для своего развлечения, хотя она и оставалась жива.

В общем, во всей красе плохое отношение к животным и магическим меньшинствам!

– Да жаловаться он начинает! – Брауни поднял маленькую руку и рубанул ею по воздуху. – А также демонстративно умирать. И заставляет меня писать завещание. А ты знаешь, сколько у него собственности?!

– Ну… холм? – предположила я. – И окрестности?

– Если бы он ограничивался только этим – все было бы просто! Нет, в такие моменты на его Янтарную милость снисходит желание оставить после себя добрую и светлую память. И вот тому семейству завещает вазочку, тому картину, а дальнему другу с именем на полторы страницы – коллекцию неприличных статуэток с подробной описью!

– Затейник, однако.

– И не говори. В общем, если что, зови.

– Спасать меня? – сыронизировала я вслед растворяющемуся в воздухе фейри.

– Пф-ф-ф-ф… перо и листы принесу. И это, терпения тебе, глейстига. Большого, как воды Бескрайнего моря!

Я повела плечами и, мысленно посмеявшись, направилась к двери. Конечно, мне говорили, что болеющие мужчины иногда странно себя ведут, но ведь не до такой же степени, правильно?

Да и вообще Алам – умный и взрослый.

Высший лорд!

Декан, в конце-то концов!

Потому я уверенно постучала и толкнула тяжелую створку.

Через полчаса

– Иногда мне кажется, что все наше существование бессмысленно, – вдохновенно вещал раскинувшийся под белой простынкой обнаженный Алам, со всей печалью мира пялясь в потолок. – Вот на что нам вечная жизнь, Ула, дочь Лирнестин? Зачем мне века, если я не замечаю их течения, зачем мне эти руки и эта магия, если я попробовал уже практически все, что можно попробовать?

– Угу… – мрачно поддакнула я, сидя в кресле возле кровати страдальца.

– И вот сейчас, после тяжелого похода, когда я весь израненный лежу и ощущаю, как жизнь по капле утекает из меня… я радуюсь!

– Угу… – повторила я.

– Ты не слышала? – скосил на меня красивые глаза этот мерзавец. – Умираю и радуюсь!

– Мне тоже порадоваться, чтобы ты не ощущал себя одиноким в этом занятии? – осведомилась я.

– Злая ты, – фыркнул в ответ дивный. – По-человечески злая девочка Ула.

– Так вроде тебе невиданно нравилась моя человечность, – насмешливо напомнила я, вытянув ножки вперед, и с удовольствием пошевелила обнаженными пальчиками.

– Мне нравилась твоя человеческая страстность, – скривил губы высший. Внезапно коварно улыбнулся и, перекатившись на живот, положил подбородок на сомкнутые руки.

А потом этот поганец потянулся. Я зависла, разглядывая мощные плечи, широкую спину и совершенно роскошную задницу.

Ущипнула себя за левую руку, чтобы хоть как-то прийти в разум. Да, в разум!

Великая Дану, лучше бы он завещание писал в очередной раз!

– Страстность… – с очень мечтательным видом повторил Аламбер. – Кстати, ты не утомилась сидеть в этом жестком кресле? Мне кажется, гораздо лучше не сидеть, а лежать… например, на этой прекрасной и, хочу заметить, очень удобной кровати.