Любовь длиною в жизнь

Высокие столбы дыма поднимаются вверх, сердитые и серые на фоне темно-синего ночного неба над головой. Красные, оранжевые и белые пальцы пламени лижут окна, стекла которых разбиты вдребезги, позволяя аду подниматься подобно жидкому свету, бросая вызов гравитации, поднимаясь к звездам.

— Черт возьми.

— Все как и должно быть, — соглашается Фрайдей, стоя рядом со мной. Волосы собраны в бигуди и плотно прижаты к голове. Огонь отбрасывает оранжевый отблеск на кожу, отражаясь в озерах ее глаз. — Похоже, ад не был удовлетворен его телом, — говорит она. — Он пришел и забрал дом твоего отца тоже.

Я делаю один единственный шаг на лужайку перед домом с открытым ртом, пытаясь понять, что же могло произойти, чтобы мой дом детства каким-то образом оказался в огне. А потом я вижу темный силуэт кого-то, стоящего перед этим местом, темную фигуру на фоне хаоса и света, и я точно знаю, что случилось.

Каллан.

Случился Каллан Кросс.

Я спотыкаюсь на потрескавшемся асфальте, мои ноги босые, ночная рубашка Фрайдей все еще колышется вокруг меня, как парус. Ворота с лязгом захлопываются за моей спиной, и я впервые за двенадцать лет ступаю во двор. Каллан слышит — его плечи слегка напрягаются от звенящего металлического эха, разносящегося по пустынной улице.

Но он не оборачивается. Каллан продолжает смотреть на огонь, не сводя глаз с открытой входной двери и порожденного им безумия.

— Это должно было случиться, — шепчет он. — Ты не сердишься, — он говорит это как утверждение, просто на случай, если я подумываю рассердиться на него.

Однако я не собираюсь этого делать. Я ошеломленно стою рядом с ним, глядя на происходящее разрушение здания, где я мучилась столько лет.

Это необузданно и прекрасно, дико и ошеломляюще одновременно.

Я не могу сдержать слез. Лицо Каллана испачкано сажей и его собственными слезами. Он похож на дикого зверя. Отдаленный. Потерянный. Боль распространяется по всему телу, сжигает меня от низа живота до сердца, горла, рук, ног, везде. У меня болит душа. Это одновременно и больно, и освобождает. Боже, я понятия не имела, насколько свободной могу себя чувствовать до этого момента.

Дом никогда не был проблемой. Это был лишь фон для насилия и издевательств. Но теперь, когда он горит, стонет и раскалывается, разваливается на части, балки и стены рушатся внутри, мне кажется, что я действительно и по-настоящему свободна. Понятия не имею, как это могло случиться, но это правда.

Я вздрагиваю, когда Каллан берет меня за руку. Когда я ковыляла сюда, ноги не работали должным образом, ум был охвачен изумлением, и мне в голову пришла мысль, что Каллан, возможно, поджег это место в качестве акта гнева по отношению ко мне. Как злой акт мести, поскольку выручка от продажи дома должна была перейти ко мне.

Но нет... я вижу, когда поворачиваюсь и смотрю ему в глаза, что это не имеет ко мне никакого отношения. Дело в горе, в преодолении боли. В возвращении себе контроля.

— Я должна была это сделать, — шепчу я. — Нужно было сделать это давным-давно.

— Ты не могла, — говорит Каллан. Его рука слегка сжимает мою, а затем он притягивает меня ближе, чтобы обнять за плечи. — Ты выросла в насилии, но твоя душа не жаждет его, Синяя птица. Несмотря ни на что, ты все еще нежная внутри. Ты по-прежнему остаешься собой.

Как он может видеть меня такой? Как он может видеть во мне хоть что-то нежное? В этом нет никакого смысла. Я плачу сильнее, поворачиваясь, чтобы зарыться лицом в его пахнущую дымом рубашку. Я чувствую запах бензина на нем, химический запах катализатора цепляется за его одежду почти так же сильно, как я сейчас цепляюсь за него. Каллан снова и снова машинально проводит рукой по моим волосам, наблюдая, как горит дом.

— Мне нужно вернуться в Нью-Йорк завтра, — тихо говорит он.

— Ты уезжаешь?

Господи, надеюсь, что нет. Я не хочу, чтобы он уходил сейчас.

К счастью, Каллан отрицательно качает головой.

— Нет. Нет, я никуда не уеду, Синяя птица. Я останусь здесь, и мы все уладим. И когда уедем, то уедем вместе. По-другому и быть не может. Я этого не допущу.

На этот раз я не спорю с ним. Он прав — по-другому и быть не может. Теперь другого пути нет. Он и я, вместе. Навсегда.

Мы с Калланом стоим и смотрим на пламя. Через некоторое время начинает всходить солнце, и строение дома рушится. Никто из нас не звонит в экстренную службу. К тому времени, как появляются пожарные машины, мой старый дом сровнялся с землей, и все следы Малкольма Тейлора исчезли.

Глава 25

Корали

Прощание. Часть II.

Настоящее

Похороны проходят через три дня.

На мне одно из платьев моей матери — черное, которое собиралась надеть в тот вечер, когда Каллан пригласил меня на вечеринку. Помню, как-то раз я подумала, что больше не влезу в мамину одежду, и мне стало невыносимо грустно. Однако, когда стала женщиной, мое тело вытянулось, стало гибким и компактным, и когда я открыла коробки, которые Каллан, по его собственному признанию, заполучил, запугивая Эзру, все ее вещи идеально мне подошли.