Любовь до гроба

Дракон обернулся и мрачно смотрел на нее, отчего-то походя на обиженного ребенка, которому нянюшка не дала сластей.

– Теперь я поняла, что означает расхожее выражение «любовь до гроба»! Воистину, до гроба – моего! – с трудом объяснила молодая женщина сквозь смех и, наконец успокоившись, заключила: – Боюсь, выкладки господина Рельского пришлись мне больше по душе, нежели ваши контраргументы.

– И ты сможешь меня просто прогнать? – недоверчиво спросил дракон и обхватил ладонями ее лицо. – Зная, что никогда больше не увидишь?

Она смотрела в его глаза – такие близкие, такие знакомые – и мысли ее текли спокойно.

Однажды сожженное не может повторно загореться. Любовь рассыпалась пеплом, и от нее осталась лишь память. Мучительные и сладостные воспоминания, которым никогда не стать реальностью вновь.

Но даже с учетом новоприобретенного благоразумия, чтобы ответить, ей понадобилось все самообладание.

– Уходите, – выдохнула она и повторила громче: – Уходите!

В ярости Шеранн оттолкнул ее, вскочил и стремительно вышел, а молодая женщина расплакалась, приглушенно всхлипывая и прикусывая руку, чтобы не закричать.

Он ушел. Навсегда…

В исступлении Шеранн метался по саду, и только чудом можно было объяснить, что не случилось пожара. Дракон пребывал в таком бешенстве, что один только взгляд его, казалось, был способен воспламенить податливую древесину.

Несколько поостыв, он понял, что виной всему чувство долга, питаемое Софией, и, решив зайти с другой стороны, направился в имение Рельских…

Путь в Эйвинд отнял у него совсем немного времени, вот только впускать его наотрез отказались!

Шеранн приосанился и насмешливо предложил передать господину Рельскому, что он все одно проберется в дом и хозяину остается выбрать, войдет ли он в дверь или в окно.

Оценив угрозу (а с дракона вполне сталось бы взобраться по стене, а то и принять второй облик и взлететь), мировой судья согласился поговорить с нежеланным гостем.

– Зачем вы пришли? – спросил Ярослав спокойно, едва Шеранн появился на пороге. Но вздувшиеся на висках вены выдавали, какой ценой ему давалась сдержанность.

Дракон неторопливо прошествовал к креслу, удобно уселся напротив хозяина дома и лишь тогда объяснил:

– Я пришел просить вас отпустить Софию.

– Вот так просто – отпустить? – усмехнулся господин Рельский, сцепив руки в замок и преувеличенно пристально любуясь перстнем на пальце.

– Да.

Казалось, Шеранн не усматривал в этой нелепой сцене ничего странного. Он несуразно смотрелся в кабинете мирового судьи, среди солидной и суровой обстановки, но это нисколько не мешало ему чувствовать себя вполне уверенно.

– Вы считаете меня глупцом? – поинтересовался мировой судья почти мирно. – Если вы пришли ко мне, значит, госпожа Чернова не желает бежать с вами.

– Она просто слишком порядочна для побега! – отмахнулся дракон. Потом подался вперед, вперил яростный взгляд в соперника (ни дать ни взять – два петуха, сцепившиеся из-за хорошенькой курочки) и проговорил с нажимом: – София меня любит. Но она дала вам слово и выйдет за вас, если вы не вернете ей обещание. Вы хотите сделать ее несчастной?

Мировой судья на мгновение прикрыл глаза и тихо ответил:

– Госпожа Чернова не будет счастлива с вами. Вы сами признаете, что она слишком порядочна, поэтому не захочет быть вашей любовницей.

– Она уже моя любовница! – четко выговорил Шеранн, с интересом наблюдая, как Ярослав вдруг с силой сжал подлокотники кресла. – Вы зря пытаетесь представить ее благоразумной ханжой. Будь это так, она никогда не решилась бы уехать со мной.

– София полагала, что вы на ней женитесь, – возразил бледный до синевы господин Рельский. – Когда стало очевидно, что это не так, она вас возненавидела.

– Она просто обиделась, это пройдет, – самоуверенно заявил Шеранн, отмахнувшись.

– Что ж, очевидно, дальнейший разговор не имеет смысла.

Он встал, следом за ним поднялся и дракон.

– Оставьте в покое мою невесту! – не попросил – потребовал Ярослав, подумав, что не отреагировать на просьбу самой Софии ему было бы куда труднее. Слишком много боли выпало на ее долю за последние месяцы, слишком часто в искристых глазах гнездилась печаль.

– Она любит меня! – повторил Шеранн и вышел, громко хлопнув дверью.

Мужчина налил себе стакан коньяку и принялся пить, не чувствуя вкуса.

А в ушах звенели уверенные слова дракона: «Она любит меня»…

София сидела в спокойной тиши своей спальни и плакала, плакала навзрыд, изливая обиду и тоску.

Наконец слезы кончились, а в груди появилась зияющая пустота.

Молодая женщина обвела взглядом знакомые, такие родные стены. Скоро она уедет отсюда и войдет хозяйкой в другой дом. К прошлому нет возврата. Какой смысл сожалеть о нем?

София едва заметно улыбнулась и провела рукой по вышитому покрывалу. Все вокруг было таким знакомым и родным… Теперь ей не придется терять то, что она так любит: имение достанется ее детям. Их детям – ее и господина Рельского.

Ей представились малыши, их маленькие ножки, ступающие по нагретому солнцем Чернов-парку и по чопорному, строгому Эйвинду, их веселый смех…