Любовь до полуночи

– Представь, что мы никогда бы не встретились. Что в тот день ты зашла бы в другой бар по соседству.

– Представь, если бы я была храбрее в тот первый день и мне удалось бы завести настоящий разговор с тобой. Сколько лет мы уже были бы женаты.

Он хитро улыбнулся ей:

– Мы были бы самой развратной супружеской парой в Гонконге.

Она подняла голову:

– В Гонконге?

– Мы бы ведь жили здесь, разве нет?

Одри подумала.

– Да, наверное, здесь. Возможно, ты в любом случае купил бы этот пентхаус.

– Я купил ресторан для тебя, после того как ты не пришла, чтобы у меня всегда была ты.

– Это перебор в самом деле.

Он фыркнул:

– Это отчаяние.

Она провела кончиком языка по его губе.

– Я люблю тебя, отчаянно.

– Я люблю тебя, и точка.

Она не возражала. Она никогда, никогда не устанет слушать эти слова.

– У меня есть для тебя подарок, – сказал он почти застенчиво, подойдя к дорогой елке в углу.

– Скрипки не было достаточно?

Он протянул ей коробочку, маленькую и подозрительно квадратную, в безупречной подарочной упаковке:

– Я бы послал его тебе по почте, если бы ты не пришла.

– Упаковка слишком хороша, чтобы порвать ее.

Он взял у нее коробочку и сорвал с нее красивый бант, а затем вернул ей упаковку. Проблема решена.

Внутри оказалась характерная ювелирная коробочка.

– Оливер…

– Не паникуй. Это не кольцо, – заверил он. – Не в этот раз.

Не в этот раз…

Одри потянула за крошечный кожаный язычок застежки и открыла коробочку. Она не смогла сдержать вздох восхищения. Внутри на черной шелковой подушке лежало изысканное ожерелье со стрекозой – крошечное тельце из белого золота было инкрустировано драгоценными камнями, а ее прекрасные крылья украшены аквамаринами и сапфирами. Тельце переходило в торс женщины, вырезанный из нефрита – изумительной красоты и с обнаженной грудью.

– Это напомнило мне о тебе, – пробормотал он почти извиняющимся тоном. – Страстная, стильная и естественная одновременно. Я не мог его не купить.

Слезы неожиданно навернулись ей на глаза, и оценить эту красоту ручной работы было почти невозможно.

– Это…

Были ли вообще такие слова, чтобы выразить, что это значило для нее? Такой личный и особый подарок. Более значимый, чем любая скрипка. Или ресторан. Или пентхаус.

Она обвила руками его шею, сжимая ювелирную коробочку в кулаке.

– Это изумительно, – выдохнула она ему в ухо. – Спасибо.

Ее поцелуй был красноречивее любых слов, и, спрятав лицо у него на груди, она позволила ему увлечь себя на диван и чувствовала, как бьется его сердце рядом с ее.

Оливер дразнил ее, по очереди поглаживая стрекозу и груди. Медленно стрекоза нагревалась от тепла тела Одри.

– Как ты думаешь, Блейк чувствовал это? – сказала она спустя некоторое время, чтобы отвлечься от его нежных пальцев. – Как сильно нас тянуло друг к другу?

– Почему ты спрашиваешь?

– Он всегда был так встревожен, если я была рядом с тобой. Я думала, может, он чувствовал, что ты привлекал меня.

– Ты шутишь? У тебя лучшее покерное лицо в мире. Я понятия не имел, а ведь я был постоянно начеку, пытаясь распознать малейший знак. – Она нахмурилась, и он поцеловал ее. – Я думаю, скорее он чувствовал, что меня влечет к тебе. Я просто кузнечик по сравнению с твоей эмоциональной дисциплиной сенсея.

– Но почему ему было не все равно, что ты ко мне чувствовал? Учитывая то, что мы теперь знаем?

– Собака на сене? – Оливер поцеловал ее между лопаток. – Может быть, его возмущало покушение на его собственность.

Какими бы заманчивыми ни казались ей губы Оливера, как бы ни хотелось ей бросить этот разговор и отдаться им полностью, что-то внутри Одри ее не отпускало.

– Это была не обида. Это была зависть.

Он усмехнулся:

– Может быть, речь шла не о тебе? Я сам довольно сексуальный… – Он рассмеялся, но Одри привстала на локте, задумчиво глядя на него. – А Блейк был достаточно голубым. Нет, Одри. Я шучу.

По ее телу побежали мурашки от озарившей ее догадки.

– Он ревновал не к тебе, а тебя. Это же очевидно.

Все окончательно встало на свои места. Почему Блейк волновался, если она, идя на ужин, выглядела соблазнительно. Дело было не во влечении, это был гнев – что Оливер может заинтересоваться ею. А все случайные, ничем не объяснимые трогательные моменты нежности… все это было направлено на то, чтобы вызвать реакцию у Оливера, а не у нее.

Может быть, Блейк был влюблен в своего лучшего друга гораздо дольше, чем она.

– Он хотел тебя, – сказала она. – А ты хотел меня. И он видел это каждый раз, когда мы все были вместе.

В этой мысли была обреченная уверенность. Неудивительно, что он боялся, что что-то происходит в Гонконге. Он знал правду. Он просто понял ее гораздо раньше, чем любой из них.

– Бедный Блейк, – прошептала она. – Он скрывался за столькими масками. А ты и я были предназначены друг другу с самого начала.

В ее тоне не было вопросительных интонаций. Лишь убежденность в правоте.

– Может, и медленно, – сказал он, касаясь губами точки чуть ниже ее уха, – но мы добрались сюда.