Джоли подходит к нам, когда мы заходим. Её темные волосы до плеч обрамляют её тонкие черты. Её глаза отличаются от глаз других людей, а кожа имеет желтый оттенок. Она крошечная, слишком хрупкая, в отличие от Амары, у которой красивые точёные изгибы бёдер и невероятные холмики под блузкой. Огромный живот Джоли так сильно выпирает, что я удивляюсь, как она ходит.
Она расстроена. Её чувства наполняют комнату гнетущей тяжестью, от которой становится трудно дышать. Её глаза опухшие, щеки покрыты пятнами, а в глазах остались следы влаги. Сверре пересекает комнату рывком, защищающе обнимая её руками. Она обвивается вокруг него и кладет голову ему на грудь. Ревность пронзает глубоко. Я бы всё отдал за то, чтобы Амара была в моих объятиях.
— Что случилось? — спрашивает Сверре.
— Ничего, я просто… я рада, что ты дома, — говорит она.
Сверре наклоняется ближе и бормочет слова, которые я не слышу. Чувствуя себя неловко, я поворачиваюсь лицом к двери, чтобы дать им минутку уединения. Через некоторое время Сверре откашливается, и я разворачиваюсь.
— Все в порядке? — уточняю я.
Сверре смотрит на Джоли, которая пожимает плечами.
— У Калисты может быть появилось осложнения во время беременности, — говорит она.
— Может быть?
Калиста — сокровище Лейдона. Они были первой парой человека и змая, и, хотя Джоли тоже беременна, Калиста родит раньше. Совместимость двух наших рас была неожиданной, поэтому все в сообществе, как люди, так и змаи, следят за новостями о том, как она себя чувствует.
— Да появились некоторые трудности, — говорит Джоли.
— Она в порядке? — спрашиваю.
— Да, мы так думаем, — говорит Джоли. — Никто не уверен, у нас нет оборудования, чтобы провести подробный осмотр, и никто не является настоящим врачом для беременных.
Холод пробегает между моими крыльями и вниз по моему хвосту. Она должна быть в порядке.
— Мы можем что-нибудь сделать? — уточняю.
Джоли пожимает плечами. В ней есть что-то, что я не могу понять, тяжесть на её плечах и запавший взгляд в глазах. Я привык к тому, что она счастливая, энергичная, но сегодня она кажется рассеянной и грустной. Наблюдая за её движениями, я следую за её руками, затем мой взгляд останавливается на её животе. Конечно! Она беспокоится за собственного ребенка.
— Нет, — отвечает она.
— Возможно, нам стоит продолжить нашу работу в другой раз, — предлагаю я.
— Нет, пожалуйста, это даёт мне возможность сосредоточиться на чем-то другом.
— Если ты уверена.
Она улыбается, и я вижу в её глазах проблеск Джоли, которую я знаю.
— Я уверена, — говорит она, указывая на стулья. Я беру один, и она садится напротив меня. — Итак, на чём мы остановились?
— Ты объясняла, что некоторые слова имеют больше одного значения, — говорю я.
— Ах, да, — улыбается она. Джоли пытается объяснить эту самую запутанную часть своего языка. Я изо всех сил стараюсь следовать за её мыслью, но это сложно. Концепция странная, и мы говорим на Общем, так что я попытаюсь просто это вызубрить.
— Как дела у вас двоих? — спрашивает она через некоторое время, снова переключаясь на змайский язык.
— Всё тоже самое, — говорю я. — Она отталкивает меня.
— Уверен?
— Конечно?
— Да, это, ну, я имею в виду… Амара, ну, она может быть… резкой.
Она осторожна в том, как подбирает слова, я ценю это.
— Она идеальна, — отвечаю я.
— Конечно, — говорит Джоли. — Если тебе нравится такое.
Склонив голову набок, смотрю. Я не понимаю её намека.
Джоли качает головой и пожимает плечами.
— Она контролирует всё, — продолжает она. — И доминирует, и, честно говоря, она может быть той ещё сукой.
— Сукой? — смущенно спрашиваю я. — Это не змайское слово.
Щеки Джоли краснеют. Её рот шевелится, но слова не вылетают. Она держит руку перед собой и машет ею. Я сижу и жду, чувствуя себя сбитым с толку.
— Это нехорошее слово. Оно означает самку собаки, но оно также означает женщину, которая ведет себя… нехорошо.
— А, — говорю я, думая об этом. — Значит, если бы ты была груба со Сверре, ты была бы сукой?
Её глаза расширяются, а рот складывается в букву О.
— Эм, ну да, я думаю, да.
— Сука, — говорю я, перекатывая слово на языке. Когда я это говорю, возникает интересное ощущение. — Значит, Розалинда — сука?
— О господи, — говорит Джоли. — Гм, послушай, это нехорошее слово, и я точно не стала бы использовать его по отношению к Розалинде, особенно если она тебя услышит.
— Не понимаю, — говорю я, снова наклоняя голову.
— Есть слова, которые мы считаем… нехорошими. Невежливыми. Ты не должен использовать их в общении с другими людьми.
— Тогда зачем тебе эти слова?
— Потому что… — она замолкает.
— У вас есть слова, которые что-то значат. Кто-то решил, что некоторые из этих слов нехорошие. Они нехорошие, но они всё ещё используются?
— В значительной степени, — говорит она.
— Люди странные.
— Да, думаю, ещё как, — соглашается она.
— Много ли таких слов?
— Да, довольно много. Мы называем их ругательствами или проклятиями.
— Проклятия? Значит, они приносят несчастье тому, кому они направлены?
— Нет, но вроде того. Я имею в виду, грубо говоря, как призыв к бою, потому что люди обижаются, если их слышат.