– В другой раз.
И Адди убегает.
Смотрю вслед: она петляет среди прохожих, и серая бейсболка подпрыгивает в такт упругим шагам. Хочет ли она жить со мной? Или нет?
Я опускаюсь на диван, пушистые белые подушки щекочут шею. Хотя, конечно, они уже не такие белые, как пять месяцев назад…
– А потом она буквально сбежала. Как мы можем двигаться дальше, если она так себя ведет? – жалуюсь я, ковыряя ногтем этикетку пивной бутылки. – В последнее время каждый раз, когда я делаю к ней шаг, она отдаляется.
Из кухни раздается грохот. Маркус решил приготовить ужин, а это всегда означает необычайно сложный рецепт, поездка в десяток супермаркетов за такими ингредиентами, как лимонный базилик и тамариндовая паста, часы напряженной сосредоточенности на кухне и, в конечном счете, заказ готовой еды.
– Она считает, что я ее недолюбливаю? – спрашивает он.
– Ну да. Вроде того.
Я жду ответа, но раздается только еще более громкий грохот.
– Ты ей ничего такого не говорил? Вроде того, что сказал мне вечером накануне переезда?
– Я стараюсь ее избегать, – мрачно бросает Маркус.
– Не все же время, – напоминаю я. – Пока я заполнял заявление для магистратуры, вы вместе смотрели фильм, так?
– Вроде того. – Маркус открывает бутылку вина. – Нелегко быть последовательным.
– Если она тебе не нравится, почему вы миленько сидели на диване и смотрели фильм? – терпеливо спрашиваю я.
– Отличный вопрос, друг мой. Если она тебе нравится, почему ты так много времени проводишь, сидя на этом самом диване и жалуясь на нее?
– Неправда, – хмурюсь я.
– Правда. Ты постоянно себя изводишь, гадаешь, что она думает. Она играет с тобой.
– Это не так!
Маркус выходит из кухни, и вид у него крайне недовольный.
– Ты хочешь ее и потому слеп. Даже не замечаешь эти ее вибрации…
– Какие, к черту, вибрации?
– Темную, сексуальную энергию, которую она излучает. И не хочу тебя расстраивать, но она направлена не только на тебя.
– Понятия не имею, о чем ты.
Но сердце вдруг забилось болезненно и сильно, потому что на самом деле я догадываюсь, о чем говорит Маркус. В Адди есть неприкрытая честность, открытость, даже откровенность. И она так сексуальна!.. Внезапно вспоминаю ту ночь в баре, когда я сделал Адди сюрприз. Короткое платье плотно облегало ее тело, и она прекрасно это осознавала. Я перебираю в памяти все случаи, когда замечал, как мужчины смотрят на нее.
– Ты еще настрадаешься из-за нее, Дилан.
Маркусу редко удается вывести меня из себя, но сейчас я не могу сдержать раздражения.
– Да ты просто не хочешь, чтобы я съезжал! Хочешь, чтобы я сидел здесь с тобой!
Маркус слегка отшатывается, в его глазах мелькает обида.
– Я волнуюсь за тебя, вот и все, – говорит он сдержанно, однако так крепко сжимает бокал, что белеют костяшки.
В кармане пищит телефон, и я так тороплюсь его достать, что он выскальзывает из руки и падает на ковер.
Это Адди.
Поговорим завтра, хорошо? Извини, что устроила сцену. Мы не должны ссориться из-за Маркуса. Я бы очень хотела жить с тобой вместе ? Чмок.
Слава богу. Беспокойство рассеялось, и гнев утих словно по щелчку. Мы будем жить вместе с Адди, я найду работу, сам себя обеспечу и стану профессором Эбботом – ученым, поэтом, возлюбленным Адди Гилберт. Защитные инстинкты Маркуса со временем поутихнут, он станет доверять Адди, а она – понимать его. И все наладится.
Май сменяется июнем, а я все никак не привыкну к тому, как здорово жить вместе с Диланом.
Ладно, может все и не прям радужно. Поселившись вместе, мы стали довольно часто ругаться. Думаю, дело в разных привычках. Ну и в Маркусе. Вот главный источник ссор! Этим утром мы с Диланом полчаса кричали друг на друга: поводом была ненужная подставка под телевизор за двести фунтов, купленная Диланом, но настоящей причиной был Маркус. Вчера в гостях у Шерри мы играли в шарады, и Маркус заявил, что я подыгрываю другой команде, а Дилан, как обычно, ничего не заметил. Не могла же я сказать: «Маркус ко мне придирался!», так что вместо этого сказала: «Подставка нам не по карману». О деньгах вообще легко спорить, особенно с Диланом.
На парковке около школы я замечаю Этьена. Он приветливо машет рукой, и я машу в ответ, пытаясь вспомнить, накрасила ли второй глаз. Первый год работы, а уже не в себе.
– Ждете летних каникул? – с улыбкой спрашивает Этьен, когда я запираю машину и подхожу к нему. В последние несколько месяцев неловкость в нашем общении исчезла: мне уже не приходится обдумывать каждое слово, и сердце не так грохочет, когда он без предупреждения заходит в мой кабинет.
– Нет, – говорю я, морща нос. – Думаю остаться в школе и вести летние факультативы.
Он смеется.
– В этом семестре вы отлично поработали, Адди.
Улыбаюсь, довольная похвалой.
– Спасибо. Я очень благодарна вам с Мойрой за помощь и за терпение.
– Я неплохо разбираюсь в людях, – говорит Этьен, открывая дверь в учительскую. – И сразу знал, что из вас получится прекрасный учитель. И что вы нам подойдете.