Я выбегаю из ванной, практически отталкивая Маркуса. Комнату не различить сквозь пелену темноты и слез. Залезая в кровать, случайно толкаю Деб коленом и бужу ее.
– Адди?
С головой скрываюсь под одеялом.
– Классика, иначе не скажешь! – разоряется Маркус в ванной так громко, что, наверное, даже Родни проснулся.
Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь сосредоточиться на дыхании, но оно становится все более сбивчивым.
– Лучше бы мы пешком поперлись в эту шотландскую дыру, чем с ней в одной машине! – возмущается Маркус, еще повышая тон.
– Не обращай внимания, Адди, – говорит Деб, забираясь ко мне под одеяло. – Они сами попросили их подвезти. И ты же знаешь этого гаденыша.
– Замолчи! – велит Дилан Маркусу.
Мы с Деб вздрагиваем: никогда еще не слышала, чтобы Дилан говорил так резко. Ни во время ссор, ни в тот день, когда меня бросил.
– Просто замолчи!
Мы лежим неподвижно. Я не вижу Деб, но чувствую на себе ее взгляд.
– Не знаешь – не лезь! И я не позволю тебе так говорить об Адди! – продолжает Дилан.
– Шутишь, что ли?!
– Что случилось? – недоуменно спрашивает Родни с другого конца комнаты.
– Чего я не знаю?! – орет Маркус. – Почему ты вечно это твердишь? Да я один здесь знаю, о чем говорю! Я сделал эту гребаную фотографию, Дилан, или ты забыл? Я лично видел, как она сидела у него в кабинете, а он ее лапал за ногу, как…
Кажется, дело вот-вот дойдет до драки.
Из желудка поднимается ком. Увы, в самом прямом смысле. Деб крепко, до боли, сжимает мою здоровую руку, но я вырываюсь, мчусь в ванную, расталкиваю яростно дерущихся и хрипящих Дилана и Маркуса, и оказываюсь у унитаза как раз вовремя…
Тогда
Я никогда раньше не видел Маркуса таким. В волосах какие-то куски еды, в глазах пустота, как у зомби. Гостиная завалена коробками от еды, и каждый метр пола кажется липким, вонючим, а по ковру расплывается газировка – наверное, Маркус случайно пнул бутылку, когда шел открывать мне дверь.
Он пошатывается, и я кое-как успеваю его поймать, морщась при этом от исходящего от него запаха.
– Маркус, что происходит?
Прошло три месяца с тех пор, как я ушел с ужина с Адди и нашел Маркуса, бредущего пьяным посреди дороги возле дома с бутылкой в одной руке и телефоном в другой. С тех пор я старался как можно чаще бывать с ним, но этого мало. Ему требовалась серьезная помощь. В сентябре на пару недель приезжал Люк, да и Грейс довольно долго пробыла в Чичестере – признаться, куда дольше, чем я ожидал. Они с Маркусом хорошо ладят, ему с ней спокойно, вот только Грейс уехала в Бристоль, чтобы отвлечься от лондонской модельной тусовки, а Люк уже вернулся к Хавьеру в Нью-Йорк.
Дни становятся короче и пасмурнее, а Маркус ведет себя все более странно. На прошлой неделе он пытался забраться на мусорный бак, а когда я спросил, зачем, он только палец к губам прижал.
– Всему свое время, друг мой. – Прилипшая к его футболке пустая пачка из-под чипсов трепетала на ветру, как крылья бабочки. – Всему свое время.
Сегодня вечером мы с Адди собирались в Уилтшир – я наконец-то решил познакомить ее со своими родителями, но придется все отменить – не могу бросить Маркуса в таком виде. Представить страшно, какая из-за этого выйдет ссора, но что поделать.
– Я знал, что ты придешь, – бормочет Маркус, когда я помогаю ему добраться до дивана. – Знал.
– Да, я здесь, – устало киваю я, усадив Маркуса. – Так, тебя что, сейчас опять стошнит?
– Чего? Нет! Прекрасно себя чувствую.
Ну конечно, словно можно игнорировать кислый запах рвоты. Сажусь в кресло возле Маркуса и смотрю в пол. Я совсем выбился из сил, в мыслях навязчиво крутится стихотворение, что-то про «усталость дающего» и «безответную пустоту», но я слишком устал для сочинительства.
Магистратура дается мне нелегко, даже на очно-заочном: каждую свободную минуту приходится заниматься. Я уже и забыл, что учиться так сложно. Пока слонялся по Камбодже и читал современные романы, из головы вылетели и Чосер, и Спенсер – в общем, все, что учил наизусть к выпускным экзаменам. Летом, когда я проводил дни дома с Адди, вечерняя работа в баре не напрягала, но теперь, из-за поздних смен, мне все труднее и труднее вставать рано и заниматься. Да еще мама время от времени прощупывает почву: достаточно ли я отчаялся, чтобы просить милостыню у родителей.
Надеюсь, знакомство с Адди родители воспримут как знак перемирия. Честно говоря, в глубине души мне не верилось, что они совсем перестанут помогать мне финансово. Я надеялся, мама с папой смирятся с моим переездом в Чичестер и снова начнутся переводы на карту. Признавать собственную зависимость не очень-то приятно. Да и, судя по их поведению, надеялся я зря…
– Я тебя спасу, друг. – Маркус тычет в меня пальцем. – Ты все поймешь, все-все, придет день. Да, придет.
– Что ты несешь? – грубо спрашиваю я. Хотя зря, он едва языком ворочает.
– Я докажу… Она тебе не подходит. В смысле, Адди. Плохо влияет, да… Думаешь, это меня надо спасать? Меня? Ты…