ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА

В тот день утром мне показалось подозрительным, что Наоми наряжалась и красилась тщательнее, чем обычно. Выйдя из дому, я сейчас же вернулся и спрятался за мешками с углем в маленькой кладовке у черного хода. В то время я то и дело пропускал службу. Примерно в девять часов Наоми (в тот день ей не нужно было идти на уроки), нарядно одетая, вышла из дома и быстрым шагом направилась не на станцию, а в противоположную сторону. Я дал ей пройти вперед пять-шесть кэнов, затем с величайшей поспешностью вернулся домой, вытащил старую пелерину и шляпу, которые носил еще студентом, набросил пелерину поверх костюма, всунул босые ноги в гэта и, выбежав на улицу, двинулся следом за Наоми. Она вошла в гостиницу, а минут через десять туда прошел Кумагай. Я остался ждать, когда они выйдут.

Ушли они тоже порознь. Первой вышла Наоми. Было уже одиннадцать часов, когда она показалась на улице. Я бродил вокруг гостиницы битых полтора часа… Так же, как утром, Наоми шла быстро, не глядя по сторонам. Я шел за ней следом. Не успела она войти в дом, как на пороге появился я.

В ту же секунду я увидел полные бешенства глаза Наоми. Она застыла как вкопанная посреди комнаты и напряженно смотрела на меня. У ее ног лежали скинутые мною утром шляпа, пальто, носки и ботинки.

Очевидно, она все поняла, потому что страшно побледнела и на ее лице отразилось глубокое спокойствие, как бы покорность судьбе.

— Убирайся вон! — закричал я так громко, что у меня зазвенело в ушах.

Наоми ничего не ответила. Мы стояли друг против друга, как два врага с обнаженными клинками, с ненавистью глядя друг на друга. Наоми была прекрасна в эти минуты. Я узнал, что чем больше мужчина ненавидит женщину, тем прекраснее она ему кажется. Дон Хосе убил Кармен, потому что чем больше он ее ненавидел, тем она казалась ему прекрасней. Теперь я предельно ясно понял его переживания. Наоми смотрела на меня в упор, на лице ее не дрогнул ни один мускул, бескровные губы были крепко сжаты. Да, это был подлинный облик порочной женщины, само воплощение зла„.

— Убирайся! — еще раз крикнул я и, весь во власти невыразимого гнева, страха, страсти, не помня себя, схватил ее за плечи и толкнул к выходу. — Убирайся! Сейчас же! Убирайся вон!

— Простите!.. Дзёдзи-сан!.. Больше я никогда…

Выражение лица Наоми внезапно изменилось, в голосе зазвучала мольба, глаза наполнились слезами. Встав на колени, она глядела на меня, как бы прося пощады.

— Дзёдзи-сан, я виновата, умоляю вас, простите меня!.. Простите, простите!..

Я не ожидал, что она будет на коленях просить у меня прощения, и я рассвирепел еще больше. Я сжал кулаки и несколько раз ударил ее…

— Животное! Собака! Дрянь! Я не хочу тебя видеть. Убирайся! Вон, вон!

Наоми сразу же поняла, что допустила ошибку, и, мгновенно переменив тактику, встала.

— Хорошо, я уйду, — сказала она самым обычным, спокойным тоном.

— Да, уходи сейчас же!

— Сейчас уйду. Можно пойти наверх и взять одежду?

— Нет, уходи сию же минуту! После можешь прислать за вещами прислугу. Пусть она заберет все сразу!

— Но я так не могу. Мне сразу же понадобятся кое-какие вещи.

— Делай как хочешь. Только скорей!

Сказав, что она увезет вещи сейчас же, она поднялась наверх и принялась там что-то двигать. Уложив вещи в корзину и в узел, она сама пошла за рикшей.

— Будьте здоровы. Благодарю вас за все заботы, — в виде прощального приветствия коротко бросила мне Наоми.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Когда коляска рикши с вещами Наоми отъехала, я, сам не знаю зачем, вынул из кармана часы и взглянул на циферблат. Было ровно тридцать шесть минут первого… Когда она вышла из гостиницы, было одиннадцать часов. За это время произошла ссора, в несколько мгновений все совершенно изменилось, только что она была здесь, а теперь ее уже нет. А прошел всего час и тридцать шесть минут… Часто, когда умирающий испускает последний вздох или когда происходит землетрясение, люди невольно смотрят на часы. У меня в тот момент было такое же состояние. Эра Тайсё,[16] год такой-то, ноября такого-то, тридцать шесть минут первого… — в этот день, в этот час я расстался с Наоми. Нить, связующая нас, порвалась, быть может, навсегда…