Любовь горца

Филомена, кажется, впервые за вечер позволила себе улыбнуться:

– Звучит восхитительно. Я с нетерпением буду ждать теперь моего первого Самайна в Хайленде.

– Первый танец я прошу вас отдать мне, англичанка, – сказал Торн и улыбнулся своей обычной дерзкой улыбкой. – Возможно, я тоже смогу вас кое-чему научить.

Рейвенкрофт так стукнул кулаком по столу, что фарфоровая посуда зазвенела и все вздрогнули. Его стул издал резкий скрежещущий звук, когда он встал и двинулся в сторону Торна.

– На два слова, – прогремел он, схватил своего младшего брата за плечо и почти сорвал его со стула.

Но Торн продолжал мило улыбаться, пока Рейвенкрофт с яростным выражением на лице практически волок его в сторону двери:

– Прошу нас извинить, мы на минуту выйдем, – весело проговорил он, и они исчезли в темноте соседнего зала.

Филомена в изумлении могла только моргать, и тут Рассел поспешил ее утешить:

– Не волнуйтесь, барышня. Граф постоянно дразнит лэрда. Так было даже тогда, когда они были детьми.

– Вот как? – Филомена вытерла руки и постаралась сесть прямо. Весь этот обмен колкостями показался ей очень неприятным. Она не была уверена, что по этому поводу можно не волноваться. Во всяком случае, до тех пор, пока она не сможет выбросить из головы обоих братьев: и лэрда Маккензи, и лорда Торна.

– Мисс Филомена, – Эндрю положил руку на ее ладонь, – прошу меня извинить. Я не очень хорошо себя чувствую, – и он глазами указал в сторону собственной комнаты.

Руну нужно выпустить погулять перед сном, и сейчас самый подходящий момент.

– Хорошо, Эндрю. Я вас провожу.

Она пожелала Рианне спокойной ночи, поцеловала ее в щеку, и, извинившись перед Расселом, ушла.

– Вы должны ему сказать, – взволнованно напомнила она Эндрю, когда они очутились одни в большом холле. – Или мне самой придется это сделать.

– Обязательно скажу, обещаю. Но мне кажется, лучше подождать до утра. – Эндрю галантно предложил Филомене руку у нижней ступени черной лестницы, чтобы проводить ее наверх. – Мисс Локхарт, вы не знаете, почему отец так рассердился на дядю Гэвина за его слова?

Но она действительно не понимала, чего ждет от нее Рейвенкрофт. Что он в ней разглядел? Почему так… что? Ревновал? Ведь он прекрасно видел, что она не отвечает на ухаживания графа Торна.

– Не могу представить.

Эндрю бросил на нее понимающий взгляд из-под длинных ресниц, и его прямой рот немного изогнулся в усмешке:

– А я могу.

Глава 11

Лиам едва не зашвырнул брата в свой кабинет и хлопнул дверью. Руки тряслись, его одолевали темные желания и убийственные порывы. В крови кипела ярость, накатившая на него благодаря выпитому за столом виски, и это чуть не привело к тому, что он бросил бы в Торна нож через весь стол.

Он бегал по комнате, борясь со зверем, который терзал когтями его внутренности. Кабинет был слишком тесен. Почему он выбрал именно его? Ах да! Да потому что кабинет был единственным помещением, где отсутствовал запах этой женщины. Она здесь никогда не бывала. И никогда не оставляла за собой сладкий цветочный аромат, пробуждающий воспоминания о ее коже.

Господи, похоже, он действительно ведет себя как одержимый! Когда дело касалось Филомены, в нем пробуждалась тысяча смертных грехов и дрались между собой за первенство. Это были гордость, зависть, жадность, похоть, а сейчас… гнев.

Он не мог заставить себя даже посмотреть на своего самовлюбленного брата, потому что боялся, как бы не совершить что-нибудь страшное. Гэвин Сент-Джеймс был красив той обезоруживающей красотой, от которой таяли женские сердца. И он всегда был таким. Каждый раз, когда Лиам на него глядел, он представлял, как Филомена Локхарт к нему прижимается.

Не потому ли Филомена убежала, когда Лиам ее поцеловал? Почему она избегала его после той встречи в церкви? Почему выглядела такой виноватой, как будто что-то скрывала и боялась разоблачения?

Неужели между братом и гувернанткой что-то было? Неужели ему снова лгали?

– Ты что, трахался с ней в лесу, Торн? – Он произнес это так тихо, что сам был не уверен, что расслышал себя.

– Что?

– С гувернанткой, ты, поганый бастард? Ты хватал ее своими грязными лапами? – заорал Лиам.

Неужели он попробовал на вкус ее сладость? Неужели ее губы так же раскрылись навстречу ему, как раскрылись Лиаму? Он должен это знать, даже если это знание толкнет его за грань безумия.

– Если говорить по существу, я не являюсь бастардом в полном смысле слова.

Но легкомысленный тон брата только разжег огонь, возникший благодаря алкоголю, бродившему в крови.

– Прекрати болтать и не старайся выглядеть слишком умным, – грубо заорал Лиам. – И не надо меня учить!

Лиам быстро повернулся к брату, и тот не успел убрать с лица циничную усмешку, однако стоило Лиаму сделать шаг, и эта усмешка тут же пропала.

– Запомни, Гэвин, я через горло вырву из тебя позвоночник и ни секунды не пожалею…

– Ну хватит. – Граф поднял руки в примиряющем жесте, зная, если Лиам назвал его по имени, то выполнит обещание. – Нет, я оставил ее такой же нетронутой, какой она была, я говорю правду.