Любовь горца

– Я знаю, вы что-то от меня скрываете! – прогремел он и широкими шагами направился к ней, пока не подошел совсем близко.

Филомена отшатнулась, на глазах выступили слезы ужаса. Лиам упал на колени и поднял подзор на кровати, чтобы проверить, нет ли кого под ней.

– Клянусь вам, в комнате нет никого, кроме меня и вас, – стала умолять Филомена. – Прошу вас, пожалуйста, уйдите!

– Я знаю, что вы делали! – быстрым грациозным движением он вскочил на ноги и схватил ее за верхнюю часть руки. Не больно, но вырваться было невозможно. – Признавайтесь, и я буду снисходителен, но не надо мне лгать…

Он не договорил свою угрозу, но его глаза обещали возмездие.

Руки и ноги Филомены ослабли от страха, рот пересох. Ей и прежде угрожали, били, швыряли. Однажды чуть не задушили. Она помнила отвратительный звук кулака, бьющего по ее телу. Странно, но боль приходила на мгновение позже. Она помнила вид своей крови и ее вкус во рту. Помнила, как боль оглушала ее. В детстве с ней обращались с нежностью. Она всегда старалась вести себя хорошо, угодить тем, кого любила и с кем жила.

Но она сумела быстро научиться ждать боль, предвидеть ее. Ожидать ее приближение и смягчать последствия. Но подобное умение бесполезно, когда имеешь дело с таким гигантом зверского вида. Он способен убить ее одним ударом, сломать кость поворотом кисти.

– Объясните мне, что происходит? – вскричала она. – Я клянусь, мой лэрд, здесь никогда и никого со мной не было.

Даже в пьяном угаре он смог услышать ноту ужаса в ее голосе, потому что тут же ее отпустил.

– Где мой сын? Где Эндрю? – потребовал он.

Она моргнула, открыла рот, потом закрыла. Снова моргнула.

– Эндрю? – переспросила она в изумлении. Может, он перепутал? Разве он искал не своего брата, Гэвина Сент-Джеймса?

Лиам быстро отвернулся, обошел кровать и направился назад, к двери.

– Мне сказали, он болен. Мне нужно найти сына.

И тут Филомену охватил новый страх. Неверными шагами Рейвенкрофт вышел в коридор. А Эндрю, вероятнее всего, вышел погулять с Руной, и если Лиам их встретит…

– Это что за чертовщина? – заорал маркиз.

Только не это! Филомена кинулась туда, где висел ее халат, одним стремительным движением накинула его и перевязалась поясом.

– Не сердись, отец! – услышала она голос Эндрю и, спотыкаясь, в спешке бросилась к двери, завернула за угол и увидела Эндрю, прижимающего к груди вертящегося щенка, а другой рукой закрывающего Руну от гнева отца.

– «Сердись» – это не то слово, – сказал как отрезал Рейвенкрофт. – И давно ты прячешь от меня этого зверя?

Черные волосы отца и сына отливали синим в свете газовой лампы, висевшей в зале, и Филомена увидела, что ярость, сверкающая в более светлых глазах Эндрю, вскоре будет соперничать с темпераментом его отца.

– Она живет в доме уже две недели, – смело ответил мальчик. – И ты этого даже не заметил. Какой вред от того, что я ее держу?

– Две недели? – Эти слова с хрипом вылетели из уст маркиза.

Какое-то неестественное спокойствие и неподвижность охватили широкие плечи Рейвенкрофта, похожие на неподвижность смерти. И Филомена поспешила встать между мальчиком и его разъяренным отцом.

Стоило Филомене встать лицом к лицу с Демоном-горцем, как она поняла, что чем спокойнее тот становился, чем шире раскрывались его глубоко посаженные глаза, тем опаснее делалась ситуация.

Боже, каким же страшным был этот человек! Если бы Эндрю не стоял у нее за спиной, она тут же отступила бы. Но Филомена собрала все силы, чтобы защитить мальчика от гнева отца.

Произошел самый плохой вариант развязки – лэрд узнал обо всем наихудшим из возможных путей. Теперь все, что она могла придумать, это постараться отложить дискуссию до следующего дня.

– Может быть, мы отложим этот разговор до утра, – предложила Филомена ровным голосом.

Рейвенкрофт, сощурившись, посмотрел на нее протрезвевшими глазами:

– Вы знали.

Это было скорее утверждение, а не вопрос, хотя он адресовал его скорее ее груди, не глядя в глаза.

Филомена опустила глаза и увидела, что ее соски торчат сквозь тонкий шелк халата. Она скрестила на груди руки и нахмурилась. Как он может обращать внимание на подобные вещи в такие минуты, было непостижимо.

– Да, я узнала недавно, – признала она. – Я хотела, чтобы Эндрю сказал вам об этом сам, я не хотела доносить. И он намеревался сообщить вам об этом завтра.

– Завтра. Как это удобно! – Рейвенкрофт стал еще мрачнее. – Это непростительно, Эндрю. Есть правило, и оно установлено навечно. Никаких животных в доме. Никаких домашних любимцев, особенно собак. Немедленно от нее избавься!

Филомена свела брови, потому что почувствовала отчаяние мальчика, стоявшего у нее за спиной, почувствовала приближение бури.

– Давайте не будем торопиться, – начала уговаривать она. – Эндрю хорошо заботился о щенке и проявил ответственность.

– Ответственность?! Он мне лгал!

– Это… это заслуживает порицания, – согласилась Филомена, хотя сердце у нее билось прямо в горле. – Но вы сами говорили, что он должен научиться заботиться о ком-то, а не думать только о себе. Он очень старался…