Любовь и бесчестье

— Я не готов лечь в постель с незнакомкой, — сказал он, не пытаясь скрыть правду.

Вероника продолжала молча смотреть на него и только несколько раз моргнула.

Неужели она питала к нему какие-то чувства? Или, Боже упаси, он начинал верить, что она обладает каким-то «даром»?

— Разве мы не перестанем быть незнакомцами, если вы постоянно избегаете меня?

— Я не избегал вас постоянно, — сказал он. — Еще не минуло и дня, как мы женаты.

— Прошел целый день, — ответила Вероника, бросая взгляд на часы на каминной полке.

— Вы всегда такая спорщица?

Вероника обдумала его вопрос и ответила:

— Думаю, так было, когда я жила с родителями. Мой отец поощрял дебаты. И я часто начинала спорить с ним и высказывать противоположную точку зрения, только чтобы доставить ему удовольствие.

Прежде чем Монтгомери собрался ответить, она сделала еще один шаг к нему.

— Вы даже не поцеловали меня.

— К чему мне было вас беспокоить?

Вероника снова смотрела на него, недоуменно моргая.

— Вчера вечером вы сказали, что я вас беспокою.

— О Господи, Монтгомери! Вы американец. Вы так не похожи ни на кого, с кем я до сих пор встречалась. Вы чужак. И было бы странно, если бы меня это не беспокоило.

— И все-таки вы хотели, чтобы я пришел к вам в постель.

— Я новобрачная. И предполагается, что вы должны были это сделать.

— Неужели?

— А вы не знаете?

У Монтгомери возникло искушение продолжать поддразнивать ее, чтобы услышать, что она скажет. Она его забавляла, против всех его ожиданий.

— Поцелуй? Это все, чего вы хотите?

И, не давая ей возможности ответить, Монтгомери потянулся к ней, схватил за юбку и привлек к себе так, что она рухнула к нему на колени.

Мгновение ее руки трепетали в воздухе, пока он не обхватил ее за талию.

— И чем же я отличаюсь от других?

По-видимому, Вероника не была готова ответить на этот вопрос, поэтому просто пристально смотрела на него.

Монтгомери заставил ее запрокинуть голову и, сосредоточив все свое внимание на лице, увидел, как оно порозовело под его взглядом. Потом Монтгомери опустил голову.

— Я виргинец, — заявил он. — Вы не можете бросить вызов виргинцу и надеяться, будто он его не примет.

Ее глаза широко раскрылись.

— Полагаю, вы охвачены страстью. — Он наклонился и легонько поцеловал ее. — Или по крайней мере полны романтических чувств.

— Не думаю, что когда-нибудь испытывала романтические чувства, — сказала Вероника, когда его губы еще касались ее губ. — Или страсть.

Но уж теперь Монтгомери воспринял это как вызов.

Он убрал руку, и глаза Вероники раскрылись еще шире. Должно быть, их первый поцелуй не впечатлил ее. Монтгомери снова наклонил голову и нежно прижался губами к ее рту.

Его язык прошелся по нижней губе, улещивая ее рот.

Монтгомери заставил ее приоткрыть его, а потом вторгся внутрь. Вероника произвела какой-то горловой звук. Было ли это протестом или поощрением? В эту минуту он не знал этого, да и не заботился о том, чтобы узнать.

Поцелуй оказался для него сюрпризом. Вероника затрепетала в его объятиях. Его рука взметнулась и погладила ее по спине. Другая скользнула к корсажу, и большой палец оказался под грудью.

Когда его рука сделала движение, она подавилась воздухом, но этот протест был столь слабым, что Монтгомери не был уверен, оскорблена ли она его действиями или просто удивлена. Он проверил впечатление, обхватив ладонью ее грудь.

Вероника резко отпрянула, и ее лицо стало пунцовым.

— Это не было поцелуем, — сказала она.

— Значит, у вас нет никакого опыта?

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Опыта? — спросила она. — Конечно, нет. — И голос ее звучал возмущенно и потрясенно. — Думаю, достаточно того, что я знаю, как это бывает. У нас были кошки и лошади. И они ничуть не стеснялись совокупляться.

Монтгомери испытал искушение улыбнуться, но, если бы уступил ему, она бы поняла его неправильно. Он не находил эту ситуацию смешной, а испытанная к ней нежность стала для него неожиданностью.

И вдруг его воздержание показалось бесполезным и ненужным. Монтгомери пожелал свою жену, столь внезапно явившуюся шотландскую жену, столь невинную и невежественную, говорившую о себе, будто она обречена и подчиняется року, сумевшую удивить его своей прямотой.

Она была как быстро меняющийся ветер, как поток воздуха.

Ему бы следовало встать, извиниться и приняться за работу. Но вместо этого он снова наклонился и поцеловал ее.

— Я не думаю, что целоваться в гостиной, достойно, — сказала Вероника, отстраняясь от него при последней попытке поцеловать ее.

Судя по улыбке Монтгомери, она его, вероятно, насмешила. У нее не было времени подумать об этом, потому что он снова наклонился и опять поцеловал ее.

Монтгомери слегка изменил угол наклона головы, и этот поцелуй стал чем-то совсем иным. Вероника почувствовала головокружение. Его дыхание проникло ей в рот, и это показалось таким интимным актом, какого она никогда не испытывала ни с одним живым существом.

Муж поцеловал ее крепче, и она перестала думать о том, что достойно, а что нет. К тому же покорность, как ей было известно, — свойство хорошей жены.