Любовь и бунт. Дневник 1910 года

В. Ф. Булгаков . Дневниковая запись.

Утром в Ясной был Брио, помощник редактора газеты «Русское слово», пожилой господин с мягкими, изысканными манерами. Софья Андреевна сама приняла его, хотя была еще в утреннем костюме. Оказала она ему эту милость после того, как в полученном с сегодняшней же почтой номере «Русского слова» прочла о себе хвалебный фельетон Дорошевича. В разговоре с Брио передала ему свою точку зрения на события, во всей ее неприглядности. Но мало этого. В газетах она успела прочесть осуждения по своему адресу и восхваления поступка Льва Николаевича, и это вывело ее из себя. В присутствии Брио разыгралась некрасивая сцена, с истерическими выкриками и упреками по адресу Льва Николаевича и Черткова. Софья Андреевна, в лиловом шелковом капоте, с распущенными волосами, металась по комнате. Успокоить ее было трудно.

Д. П. Маковицкий . Дневниковая запись от 31 октября 1910 г. Прочли сыщицкий номер «Русского слова» с фельетоном Дорошевича «Софья Андреевна». Сплошное вранье. Но оно на руку Софье Андреевне.

А. Л. Толстая . Из воспоминаний.

Несмотря на слабость, отец хотел ехать дальше, но мы с Душаном сказали ему, что это невозможно. Он очень огорчился. «Если мне будет лучше, поедем завтра», – сказал он и послал Черткову телеграмму: «Вчера захворал, пассажиры видели, ослабевши шел с поезда. Боюсь огласки, нынче лучше, едем дальше, примите меры, известите».

Отец не подозревал, что уже все знали, где он находится, что 31 октября жандармский унтер-офицер телеграфировал жандармскому ротмистру, что «Писатель граф Толстой проездом поездом 12 заболел. Начальник станции г. Озолин принял его в свою квартиру», что газета «Русское слово» начала бомбардировать начальника станции Озолина, запрашивая о здоровье Толстого, что телеграммы летели губернаторам, в сыскное и жандармское отделения, простые, шифрованные…

Утром отец продиктовал мне для Записной книжечки:

«Бог есть неограниченное Всё; человек есть только ограниченное проявление Его». «Бог есть то неограниченное Всё, чего человек сознает себя ограниченной частью. Истинно существует только Бог. Человек есть проявление Его в веществе, времени и пространстве. Чем больше проявление Бога в человеке (жизнь) соединяется с проявлением (жизнями) других существ, тем больше он существует. Соединение этой своей жизни с жизнями других существ совершается любовью.

Бог не есть любовь, но тем больше любви, чем больше человек проявляет Бога, тем больше истинно существует…

Бога мы познаем только через сознание Его проявления в нас. Все выводы из этого сознания и руководство жизни, основанное на нем, всегда вполне удовлетворяет человека и в познании самого Бога, и в руководстве своей жизни, основанной на этом сознании».

Через некоторое время отец снова позвал меня.

– Я хочу написать Тане и Сереже, – сказал он.

Я починила карандаш и снова подсела к нему.

«1 ноября, 1910 г. Астапово.

Милые мои дети, Сережа и Таня, надеюсь и уверен, что вы не попрекнете меня за то, что я не призвал вас. Призвание вас одних без мама́ было бы великим огорчением для нее, а также и для других братьев. Вы оба поймете, что Чертков, которого я призвал (в этот день отец просил меня послать телеграмму Черткову, чтобы он приехал), находится в исключительном по отношению ко мне положении. Он посвятил свою жизнь на служение тому делу, которому и я служил в последние 40 лет моей жизни. Дело это не столько мне дорого, сколько я признаю – ошибаюсь или нет – его важность для всех людей, и для вас в том числе.

Благодарю вас за ваше хорошее отношение ко мне. Не знаю, прощаюсь ли или нет, но почувствовал необходимость высказать то, что высказал…

Прощайте, старайтесь успокоить мать, к которой я испытываю самое искреннее чувство сострадания и любви.

Любящий вас отец Лев Толстой»

– Ты передай им это письмо после моей смерти, – сказал он и заплакал.