Любовь и бунт. Дневник 1910 года

А. Л. Толстая . Из воспоминаний.

Но… получено было известие, что правительство разрешило Черткову жить в Тульской губернии, и снова спокойствие было нарушено.

Опять слезы, угрозы. «Я отравлю, убью Черткова», – кричала С. А. И никто – ни Сухотин, ни Таня не могли успокоить ее. И Таня, и муж ее делали все возможное, чтобы облегчить положение отца, – отцу так нужна была Танина любовь и ласка. Но ему было тяжело, что он что-то скрывал от Тани, и он решил сказать ей про свое завещание. Я была рада, особенно после разговора с Таней, из которого я поняла, что Таня сочувствовала решению отца.

Но и Танино присутствие скоро перестало помогать матери.

Л. Н. Толстой . Дневник для одного себя. Cофья Андреевна, узнав о разрешении Черткову жить в Телятинках, пришла в болезненное состояние. «Я его убью». Я просил не говорить и молчал. И это, кажется, подействовало хорошо. Что-то будет. Помоги мне, Бог, быть с Тобою и делать то, что Ты хочешь. А что будет, не мое дело. Часто, нет, не часто, но иногда бываю в таком душевном состоянии, и тогда как хорошо!

19 августа

Проснулась очень рано, и началось это неперестающее страдание от мысли, что там, вблизи от Ясной, сидит Чертков. Но меня утешил мой муж. Утром, когда я еще не вставала, он пришел в мою комнату и спросил, как я спала и как мое здоровье; и спросил не так, как большей частью он спрашивает: привычно холодно, а с действительным участием. Потом он мне подтвердил обещание:

1)  не видать совсем Черткова,

2) не давать никому своих дневников и

3)  не позволять больше ни Черткову, ни Тапселю делать свои фотографии. Это еще выпросила я. Мне противно было, что Л. Н., как старую кокетку, его идол фотографировал и в лесах, и в оврагах и вертел старика во все стороны, чтоб деспотично снимать его и делать коллекции из фотографий, как и из рукописей.

«Переписываться с Чертковым я буду, – прибавил он, – потому что это мне нужно для моего дела».

Надеюсь, что это будет именно деловая, а не какая-либо другая переписка. Ну, спасибо и за то.

Получила от Левы письмо, в котором он пишет, что суд над ним назначен 13 сентября в Петербурге за напечатание брошюры «Восстановление ада» в 1905 году. Тяжело и это. Уедет он из Ясной Поляны совсем 10 сентября. Когда я спросила Льва H – а, что до тех пор уедем ли мы отсюда? он поспешно стал говорить, что ничего не знает, не решает вперед. И я уже предвижу новые мученья; он, вероятно, что-нибудь затевает, и, конечно, отлично знает что, но привычка и любовь к неопределенности и к тому, чтоб этим меня мучить всю жизнь, так велика, что он без этого уж не может.

Ходила с Таней за грибами, их такая пропасть, потом играла все время с детьми, делала бумажные куколки. Не могу заниматься делом, сердце просто физически болит, и такие приливы к голове! Наполовину я убита Л. Н. и Чертковым сообща, и еще два-три припадка сердечных, как вчера, – и мне конец. Или же сделается нервный удар. И хорошо бы! А мучить меня будут наверное, убить же себя я не хочу, чтоб не уступить Льва Ник – а Черткову.

Как вышло странно и даже смешно. Чертков сказал, что я убиваю своего мужа, вышло же совершенно обратное: Л. Н. и Ч. уже наполовину убили меня. Все поражаются, до чего я похудела и переменилась – без болезни, только от сердечных страданий!