С самого первого дня жизни Василий Сталин оказался в экстремальной ситуации. Его мать. Надежда Аллилуева, поссорившись с его отцом Иосифом Сталиным, накануне родов, рискуя своей жизнью и жизнью ребёнка, ушла из дому в никуда. Василий родился не в кремлевской больнице, где всё уже было заранее подготовлено для первенца сталинской жены, а на окраине Москвы, в маленьком, заштатном родильном доме. Аллилуеву и ребенка с трудом разыскали там.
Когда родился Вася, Сталин перестал с Надей разговаривать. А у них повелось так: он называл её на «ты», а она говорила ему «вы». Не разговаривал целый месяц…
Через некоторое время Надя опять исчезла. Как потом оказалось, отправилась проводить последние месяцы своей беременности к родителям в Ленинград. Когда она вернулась, и я её увидел, она мне сказала: «Вот, полюбуйтесь моим шедевром». Шедевру было месяца три, он был сморщенным комочком. Это была Светлана. Мне было разрешено в знак особого доверия подержать её на руках.
Мама была после нас, детей, – самой молодой в доме. Учительницы, няня – все были старше, всем было за сорок; экономка наша, Каролина Васильевна, повариха Елизавета Леонидовна – были пожилые женщины за пятьдесят лет. Но всё равно, все любили молодую, красивую, деликатную хозяйку – она была признанный авторитет.
Внешне она (Надежда) была мадонной – миндалевидные глаза, ровный нос, гладкие волосы. Я не видела её улыбающейся. И лишь однажды… Светлане исполнилось четыре месяца. Надежда Сергеевна позвала меня. Светлана была чудесная, рыженькая толстушка с зелёными глазами. Вот тогда я увидела улыбку на лице Надежды Сергеевны и нежность к ребёнку.
Даже после рождения двоих детей она продолжала учёбу в Промакадемии, надеясь сделать самостоятельную карьеру в народном хозяйстве. У нее была своя жизнь и свои интересы.
Это была очень приветливая женщина, сдержанная, контролировала свое поведение очень строго, держала себя скромно, чтобы ни в чём не было видно, что она жена Сталина – ответственного работника. Вела себя образцово, как рядовая коммунистка. В то время мы часто обедали у Сталина. Обед был простой: из двух блюд, закусок было мало, лишь иногда селёдка – так, как и у всех у нас тогда было. Иногда была бутылка легкого вина, редко водка, если приходили русские люди, которые больше любили водку. Пили очень мало, обычно по два бокала вина.
Надю Аллилуеву невозможно представить себе покупающей драгоценности за границей на кредитную карточку «Америкэн экспресс». Век Раисы Горбачевой настал много позже…
Видимо, она принадлежала к такому типу женщин, которые были максималистами в любви. Логично предположить, что Надежда очень любила Сталина, и это чувство было настолько сильным, всепоглощающим, что не оставляло даже места для любви к детям.
Ей, с её некрепкими нервами, совершенно нельзя было пить вино, оно действовало на неё дурно, поэтому она не любила и боялась, когда пьют другие. Отец как-то рассказывал мне, как ей сделалось плохо после вечеринки в Академии, – она вернулась домой совсем больная оттого, что выпила немного и ей стало сводить судорогой руки. Он уложил её, утешал, и она сказала: «А ты, всё-таки, немножко любишь меня!..». Это он сам рассказывал мне уже после войны, – в последние годы он всё чаще и чаще возвращался мыслью к маме и все искал «виновных» в ее смерти.
…Они умели обижаться оба – надолго обижаться, но всё-таки это была любовь – любовь двух странных, точнее, страшных для семейной жизни людей.