Любовь и доблесть

– Долго ждать? – спросил доктора один из охранников. Тот глянул на секундомер:

– Еще семь с половиной минут.

– Может, пока вторым займемся? По сокращенному варианту.

– Нет. Халтурить я не люблю.

– Думаешь, орден дадут? Доктор только пожал плечами.

– Мне нужно выйти, – тихо произнес Вагин. Он был бледен. Его всегдашне блеклое, серое лицо, обрамленное сверху пегими, усыпанными перхотью волосами, в ярком свете сделалось зеленоватым.

– Выведи его, – приказал доктор одному из охранников. – Не то нам придется дышать его блевотиной, пока не закончим.

Охранник подошел к Вагину, открыл ключом наручники, приподнял со стула за шиворот, поставил на ноги, брезгливо отер осыпанную перхотью руку:

– Ну ты и пархат, братец.

От долгой неподвижности ноги Серого Йорика затекли, он сделал шаг, другой и неловко, боком, свалился на ковровое покрытие, нелепо взмахнув рукой.

– Ну, Гриф, набрал себе недомерков. – Охранник наклонился, вытянув пятерню и собираясь снова прихватить Вагина, как щенка, за шиворот.

Выстрел хлестнул, словно ученической линейкой с маху ударили по столу; охранник упал на месте, а Вагин выстрелил еще дважды: пули пробили другому охраннику шею. Доктор обернулся и уставился на крошечный пистолетик в руке Вагина, потом перевел взгляд на лежащего у стола охранника: сонная артерия была пробита, и жизнь покидала тренированное тело: с каждым мощным ударом сердца алая артериальная кровь заливала палас.

– Он умрет максимум через минуту, – констатировал доктор.

– Тебе что за дело?

Никелированный браунинг был направлен в лицо доктору. Неизвестно, что испугало того больше: вид убитых, полминуты назад – отменного здоровья парней или сама фигура убийцы: некрасивый, с блеклыми глазками, в кургузом пиджачке. А может быть, выражение его лица: Вагин смотрел на доктора абсолютно безразлично, как смотрят инженеры на предмет не просто неодушевленный, но скучный потому, что он не пригоден для конструктивного использования в той схеме, что уже сложилась в голове техника.

Доктор покосился на дверь, но тщетно: двойная дверь не пропустила звука выстрела малокалиберного пистолетика, а вышколенная охрана, оставленная Головиным в здании, не вмешивалась в допрос: это было компетенцией доктора.

– Гриф понимает, что происходит? – спросил Вагин.

– Да. Но он обезволен.

Вагин недоверчиво покосился на Грифа. Похоже, он ни на грош не верил в то, что его патрона можно лишить воли каким бы то ни было способом.

– Сейчас его самое время спрашивать. Он не сможет ничего утаить. И готов подчиниться голосу оператора. Компьютер покажет степень его сопротивления в той или иной форме: некоторые люди способны концентрироваться и выдумывать несуществующую действительность, и только опытный аналитик способен даже в таком состоянии отделить правду от вымысла опрашиваемого... – Доктор говорил и говорил без умолку: он или уловил, или распознал опытом тот соблазн, что мучил Вагина: стать господином над человеком, что всегда прежде возвышался над ним. И говорил все это доктор с тем, чтобы убедить Вагина в своей полезности, незаменимости: зрачок пистолета пугал черным жерлом небытия.

– Когда он придет в себя?

– Это зависит от активности опроса и силы сопротивления респондента оператору. Обычно допрос продолжается минут двадцать. Потом пара часов отдыха.

Лучше, если это будет сон.

– Сон – вообще лучше жизни, – раздвинув блеклые губы, произнес Вагин, невыразительно посмотрев на доктора. Тот хотел что-то ответить, но поперхнулся: раздался характерный звук выстрела, на животе доктора проступило алое пятно, он открыл рот, захрипел, силясь закричать или позвать на помощь и притом понимая бесцельность и тщетность этого крика... Он осел на колени, Вагин подошел к нему сбоку, приставил пистолет к височной кости и спустил курок. Убитый ткнулся в пол, как переброшенный через скобу крючок.

Вагин действовал быстро. Подхватил саквояж доктора, подошел к столу, с пульта заблокировал дверь, сбросил муфты с пальцев, приподнял Грифа, провел его через кабинет, открыл одну из панелей, приведя в действие скрытый электромотор с помощью компактного пульта, расположенного на брелоке с ключами. С тугой подхватил осевшего босса, произнес внятно:

– Нам нужно идти.

Гриф открыл глаза, но взгляд его был сейчас взглядом годовалого младенца.

За панелью находилась крохотная витая лестничка. Вагин задвинул панель, вместе с Грифом спустился в подвал, открыл плотную, как в бомбоубежище, дверь и попал в скудно освещенный туннель, похожий на подземный переход, но уже. Это был сохранившийся еще с прошлого века и кое-как подлатанный на скорую руку подвал.

Гриф шагал, поддерживаемый Вагиным, неестественно прямо, вскидывая колени, но не так, как пьяный, а словно марионетка в руках неумелого манипулятора.

Ход привел в подвал соседнего дома. Оттуда, поминутно спотыкаясь, Вагин вывел Грифа по узкой лестничке к другой двери, деревянной, отомкнул и ее, и они оказались во дворе старого многоэтажного дома, стоящего напротив особняка, в котором располагалась контора Грифа.