Любовь и долг

— Не уверена, что это возможно. Мы оба знаем, что рано или поздно Испания взбунтуется.

— Нам не обязательно отказываться от сочувствия.

У Дезирэ было странное ощущение, что на деле будет не так-то легко поставить патриотизм выше дружбы.

— Послушайте, — не выдержала она, — я дала себе зарок не спрашивать, почему вы оказались здесь. Но мне не верится, что вы сторонник французов. Мне казалось, вы их ненавидите.

— Я не могу себе позволить ненавидеть открыто. Я в Мадриде по делу. И если для пользы этого дела мне надо быть вежливым с вашими соотечественниками, я буду вежлив. Я не изменил своего мнения, но даю вам слово, что, пока я в городе, я не допущу насилия по отношению к французам. — Рафаэль вздохнул с облегчением, когда понял, что трудное препятствие преодолено, и быстро переменил тему. — Может, вас беспокоят слухи? — спросил он, потому что был убежден, что люди начнут трепать языком, если увидят их вместе.

— Люди все равно будут обо мне сплетничать. Это расплата за то, что я пренебрегаю условностями.

Ее положение было и впрямь уязвимо. Мало того, что она посмела пуститься в путь одна, вчера она отвергла приглашение жены одного из высоких военных чинов остановиться в их доме в качестве гостьи.

— Мне безразлично мнение тех, кто считает, что я вульгарная молодая особа, но мне следует все же соблюдать осторожность. Я не должна забывать о репутации Этьена. Это дело чести, не так ли?

— К сожалению, во время войны о чести как-то забывают. — Горечь звучала в его голосе. — Вот вы считаете, что партизаны — это дикари. Я знаю, бесполезно просить вас простить их. Но, возможно, вам будет легче понять, почему погиб ваш брат, если вы хотя бы допустите, что партизаны считают себя патриотами. Они не могут победить Наполеона в обычных сражениях. Они воюют так, как умеют. Война, как правило, грязное и опасное дело, а не захватывающее дух приключение, каким его обычно рисуют мужчины.

— Этьен говорил мне нечто подобное, но, помнится, он пытался убедить меня в том, что война — это и то и другое, что она означает и храбрость, и боль, а одного без другого не бывает.

— Пока мы не встретились, — задумчиво произнес Рафаэль, — я не верил, что серьезные вещи можно обсуждать с женщиной, какой бы умной она ни была. Вы для меня просто откровение, Дезирэ.

Ей тут же пришли в голову две вещи. Во-первых, он только что сделал ей комплимент, которого она ни от кого не слышала. Во-вторых, он назвал ее по имени, а значит, решил отказаться от формальностей.

— А я чувствую, что могу говорить с вами обо всем, — призналась она немного дрожащим голосом. — Ведь глупо, не правда ли, отказываться от удовольствия стать близкими друзьями?

— Значит, я могу вас навестить?

Она кивнула.

— Рафаэль! А я повсюду тебя ищу!

Чары рассеялись. Дезирэ отвела глаза и увидела худенькую девушку в строгом черном платье и черной мантилье.

— Элена. Я не знал, что ты меня ищешь. — Он улыбнулся сестре и представил ее Дезирэ.

Значит, это его сестра. Она была старше, чем ее себе представляла Дезирэ. Под глазами залегли морщинки, но взгляд черных глаз был мягким и приветливым.

Пока Рафаэль ходил за вином, Элена выразила Дезирэ свое соболезнование в такой деликатной форме, что сразу завоевала ее расположение. Элена, в отличие от многих испанских дам, держалась непринужденно, и с ней было легко разговаривать.

Вернувшийся с бокалами Рафаэль был приятно удивлен и обрадован: он давно не видел свою сестру такой оживленной. Он посмотрел на Дезирэ с благодарностью. А Элена, перехватившая этот взгляд, отметила про себя, что француженка нравится брату.

И слава богу! Слушая рассказ Пепе о поездке Рафаэля в Виторию, Элена представила себе француженку шумной и развязной особой, но Дезирэ оказалась совершенно другой. Она была веселой и, хотя определенно пренебрегала условностями, несомненно была хорошо воспитана.

— Вы не откажетесь прийти ко мне в гости, мадемуазель Фонтэн? — Элена бросила вопросительный взгляд на брата. Она полагала, что он не будет возражать, но все же спросила для проформы: — Ты не против, брат?

— Я буду рад принять мадемуазель Фонтэн в нашем доме.

— Мы живем в собственном доме на улице Нуэва. Это недалеко от вас.

— По-моему, в Мадриде везде все близко, — улыбнулась Дезирэ. — Я сначала даже не поняла, какой это небольшой город. Он показался мне таким величественным.

— Вы въехали в город по Пуэрта-де-Алькала? — спросил Рафаэль.

— Да. Мне еще не приходилось видеть такой широкой улицы с такими старыми зданиями. Возле моего дома улочки похожи на ходы в муравейнике. Если бы не моя горничная, я бы наверняка в них заблудилась. Но что меня удивляет, так это отсутствие отдельных районов для иностранцев, как в Париже и Лондоне, — вырвалось у Дезирэ.

— Верно. Население города почти сплошь испанцы. Если не считать французов.

Дезирэ невольно покраснела, не находя, что ответить.

— Рафаэль! — Веер Элены затрепетал от волнения. — Ты смущаешь нашу гостью.

— Это правда, жемчужина? — спросил он, коварно сверкнув глазами.

У Элены рот открылся от изумления, а Дезирэ поспешила пояснить: