Любовь и другие диссонансы

Метро многое может сказать о городе. В Нью-Йорке оно пугает разрисованными граффити вагонами и мрачными лицами подростков-рэперов. В Петербурге оно очень глубокое: пока спускаешься на эскалаторе, можно успеть сочинить стихотворение или даже небольшую повесть. В Токио много запутанных переходов между станциями и пассажиры носят респираторы, а билеты продаются в автоматах, причем каждый снабжен шрифтом Брайля — для слепых. На электронных табло высвечивается информация о времени прибытия следующего поезда, конечном пункте его следования, а также о том, скоростной он или делает остановки на каждой станции. Для пересадки с одной линии на другую на некоторых станциях московского метро можно затратить меньше тридцати секунд, а в Париже — больше 15 минут.

У берлинского метро своя особенность: если сам город был практически полностью разрушен в 1945 году, то подземные сооружения в основном сохранились, и там есть возможность прикоснуться к истории, например, увидеть бункер времен Второй мировой войны, где прятались от бомбардировок жители Берлина. Там даже сохранились фосфоресцирующие стены, благодаря которым можно видеть даже в темноте, на случай, если отключится электричество.

В вагоне метро оказалось много свободных мест и доброжелательных лиц. «Чувствуется, что в городе живет не пятнадцать миллионов жителей, а намного меньше», подумала Анна. Всю дорогу до магазина они с Мариной Петровной болтали о прическах, модных тенденциях, духах.

Выйдя из метро и пройдя несколько метров, Анна сразу узнала Гедехтнискирхе, построенную в память о кайзере Вильгельме. Резким контрастом старого и нового стоят рядом две церкви. Одна полуразрушенная — как вечное напоминание о войне. Другая — олицетворяющая новый Берлин.

— Анечка, посмотрите, это ведь как сама жизнь — между вчера и завтра… Правда, хорошо я сказала? — улыбнулась Марина Петровна.

— В самом деле…

Анне захотелось продолжить сравнительный ряд, но она уже не могла оторвать взгляд от красочных витрин.

Зайдя в универмаг, Анна, как будто привычная к московскому изобилию, пришла в восторг. Они поднялись на эскалаторе на второй этаж, где продавались вечерние платья, и Анна принялась перебирать вешалки.

— Вы ищете что-то конкретное? — К ней подошла миловидная продавщица лет пятидесяти.

— Да, я хочу сегодня быть красивой! — ответила Анна.

Женщина на мгновение исчезла за высокими вешалками и вернулась с шелковым платьем кораллового цвета.

— Frau muss das unbedingt probiren! Das passt zu Ihnem Augen! Фрау непременно должна это пробирен! Этот хорошо ваши глаза!

Анна скрылась в примерочной и через минуту вышла с сияющим лицом. Платье словно было пошито на нее.

Марина Петровна одобряюще улыбалась.

— Ну, вот, совсем другое дело! Вы у нас прямо Кармен!

Вино, вечерний Берлин, новое платье и лазерное шоу оказали свое действие. Анна чувствовала себя словно во сне, когда уходят все проблемы, а горечь и грусть отступают. Ей было хорошо. И хотелось запомнить и продлить это состояние.

У психологов есть такой тест: надо ответить, кем ты себя ощущаешь, животным или птицей, а может, улиткой… В тот апрельский вечер в Берлине Анна начала потихоньку выползать из своей ракушки. С ролью улитки она давно смирилась. Но сейчас ей хотелось высунуться и широко открыть глаза. Трудно сказать, в чем тут было дело — в выпитом вине или красотах Берлина, но она ощущала прилив энергии и надежды.

Когда Манфред был в Москве, ему подарили диск с балладами Окуджавы. По дороге на дискотеку, в такси, все трое пели хором: «Давайте говорить друг другу комплименты!»

— Целая эпоха прошла, — с легкой грустью отметила Марина Петровна. — Я и не думала, что сейчас кто-то еще слушает Окуджаву…

Когда они вошли в помещение, четверо парней играли блюз. Казалось, они полностью погружены в свою музыку и свой мир.

«Как я им завидую! — подумала Анна. — Им никто не нужен, а они нужны всем, кто здесь собрался. Потому что играют прекрасную музыку…»

Она вспомнила свою мечту стать актрисой, проживать на сцене разные жизни. Чувствовать себя востребованной, радовать и восхищать зрителей, может быть, даже влиять на их взгляды… Анна потерла виски, отгоняя мрачные мысли. Они пришла сюда веселиться — и будет веселиться! Посмотрела на добродушного Манфреда.

— Дамы, как насчет виски? — весело спросил он.

— А вы уверены, что мы завтра будем в состоянии открыть выставку? — Анна кокетливо оперлась о стойку бара. Ее карие глаза сияли.

— Конечно! — заглушая музыку, крикнул Манфред. — Это будет самая интересная выставка в нынешнем году!

— Тогда предлагаю тост, — весело сказала Марина Петровна. — За Манфреда и его прекрасные идеи! Я вам так благодарна… Ничего подобного со мной лет сорок не случалось…

— Тогда всем по пятьдесят виски со льдом!

Манфред был рад, что две очаровательные женщины из далекой России наконец расслабились.

Анна думала о том, как замечательно, что они сейчас в Берлине и что Марина Петровна кокетничает с этим милым немцем.

Потом они танцевали и снова поднимали тосты.