Любовь и другие слова

— Точно. — Мое настроение падает; перспектива планирования свадьбы при жонглировании сотней часов в неделю в больнице не перестает меня изматывать. — Мы еще не перешли к этому. Нам все еще нужно выбрать дату, место…. все. Шона не волнуют детали, и это, я думаю, хорошо?

— Конечно, — говорит она с фальшивой яркостью, сдвигая Вив, чтобы скрытно ухаживать за ней за столом. — И, кроме того, к чему такая спешка?

В ее вопросе очень неглубоко зарыта мысль — близнец: Я твоя лучшая подруга, и я встречалась с этим человеком всего два раза, черт возьми. Куда спешить?

И она права. Нет никакой спешки. Мы вместе всего несколько месяцев. Просто Шон — первый мужчина, которого я встретила более чем за десять лет, с которым я могу быть вместе и не чувствовать, что я как — то сдерживаюсь. С ним легко и спокойно, и когда его шестилетняя дочь Фиби спросила, когда мы поженимся, это, кажется, что — то переключило в нем, подтолкнув его спросить меня саму, позже.

— Клянусь, — говорю я ей, — у меня нет никаких интересных новостей. Подожди — нет. На следующей неделе у меня прием у дантиста. — Сабрина смеется. — Вот к чему мы пришли, это единственное, кроме тебя, что нарушит монотонность в обозримом будущем. Работа, сон, повторение.

Сабрина воспринимает это как приглашение к свободному разговору о своей новой семье из трех человек, и она разворачивает список достижений: первая улыбка, первый смех от живота, и только вчера крошечный кулачок, точно выстреливающий и крепко хватающий мамин палец.

Я слушаю, любя каждую обычную деталь, признавая, что это действительно чудо. Я бы хотела слышать все ее 'нормальные детали' каждый день. Мне нравится то, что я делаю, но мне не хватает просто… разговоров.

Сегодня меня назначили на полдень, и, вероятно, я пробуду в отделении до середины ночи. Я приду домой, посплю несколько часов, а завтра все повторится сначала. Даже после кофе с Сабриной и Вив остаток этого дня перетечет в следующий, и — если только в отделении не произойдет что — то действительно ужасное — я не вспомню ни одной детали.

Поэтому, пока она говорит, я стараюсь впитать как можно больше внешнего мира. Я втягиваю в себя запах кофе и тостов, звуки музыки, грохочущей под суетой покупателей. Когда Сабрина наклоняется, чтобы достать пустышку из сумки для подгузников, я поднимаю взгляд к стойке, сканируя женщину с розовыми дредами, мужчину пониже ростом с татуировкой на шее, принимающего заказы на кофе, и, стоящий перед ними, длинный мужской торс, который заставляет меня остро осознать происходящее.

Его волосы почти черные. Они густые и беспорядочные, падают на уши. Его воротник загнут на одну сторону, хвост рубашки вывернут из пары поношенных черных джинсов. Его кеды Vans с выцветшим старинным клетчатым принтом. Потрепанная сумка перекинута через одно плечо и прислонена к противоположному бедру.

Стоя спиной ко мне, он похож на тысячи других мужчин в Беркли, но я точно знаю, какой это мужчина.

Его выдает тяжелая, исписанная книга, зажатая под мышкой: я знаю только одного человека, который перечитывает 'Айвенго' каждый октябрь. Ритуально и с абсолютным обожанием.

Не в силах отвести взгляд, я зажмуриваюсь в ожидании момента, когда он повернется и я смогу увидеть, что с ним сделали почти одиннадцать лет. Я почти не задумываюсь о своем внешнем виде: мятно — зеленые скрабы, практичные кроссовки, волосы в беспорядочном хвосте. Но, опять же, раньше нам никогда не приходило в голову рассматривать свои лица или степень ухоженности. Мы всегда были слишком заняты запоминанием друг друга.

Сабрина отвлекает мое внимание, пока призрак моего прошлого оплачивает свой заказ.

— Мейс?

Я моргаю ей. — Прости. Я. Прости. Что… что?

— Я просто болтала о опрелостях. Меня больше интересует, что тебя так…. — Она поворачивается, чтобы проследить, куда я смотрел. — О.

В ее 'о' еще нет понимания. Ее 'о' связано исключительно с тем, как мужчина выглядит со спины. Он высокий — это случилось внезапно, когда ему исполнилось пятнадцать. И плечи у него широкие — это тоже произошло внезапно, но позже. Я помню, что заметила это, когда он впервые навис надо мной в комнате, его джинсы были на коленях, его широкая фигура загораживала слабый верхний свет. У него густые волосы — но так было всегда. Его джинсы низко сидят на бедрах, и его задница выглядит потрясающе. Я… понятия не имею, когда это произошло.

В общем, он выглядит в точности как тот парень, которого мы молча разглядывали, прежде чем повернуться друг к другу, чтобы обменяться ничего не выражающим взглядом — Я знаю, да? — Это одно из самых сюрреалистических осознаний в моей жизни: он вырос в такого незнакомца, которым я мечтательно восхищалась.

Довольно странно видеть его со спины, и я наблюдаю за ним с таким напряжением, что на секунду убеждаю себя, что это все — таки не он.

Возможно, это может быть кто угодно — и после десяти лет разлуки, насколько хорошо я знаю его тело?

Но потом он поворачивается, и я чувствую, как весь воздух высасывается из комнаты. Как будто меня ударили в солнечное сплетение, и моя диафрагма на мгновение парализована.