Любовь и фантастика (сборник)

«Отец, посмотри на нас! Только посмотри!!»

…Старый несчастный дурень.

Крики, толчея, стони глоток, одновременно схватившие воздух.

И выливающиеся на площадь два новых потока. Блестящие щиты, копья, подпирающие небо, два молодых полководца во главе…

Тоша? Гриша?!

Толпа раздалась, пропуская сдвоенное воинство. Широкая просека посреди людной площади. Старческое сердце не уживется в груди – вот-вот вырвется, проламывая ребра…

Видение? Предсмертный бред?!

Ехидно улыбается скопец.

Сыновья остановились – и встало войско за их спинами. Вся площадь затаила дыхание, вся, вся, унялись даже дети, даже ревущие на радостях бабы…

И в тишине из поднебесья с грохотом рухнул петушок.

Рухнул к ногам Тоши и Гриши, да так грянулся оземь, что опали прочь остатки позолоты, обнажая серую сталь – и сложный, навек застопорившийся механизм.

КОНЕЦ

Вирлена

…И вот костер понемногу пригас, а вместе с ним затихла обычная охотничья похвальба. Все трое сидели теперь молча и смотрели в умираю– щее пламя, а над ними разлеглась ночь, и ночь была на много верст вок– руг, теплая, бархатная, пронизанная вздохами и шорохами, исколотая иголками звезд.

– Пора и на покой, – сказал наконец первый, седоусый, но сильный и кряжистый, всеми уважаемый охотник.

Второй, совсем еще юноша, обиженно сдвинул брови:

– Разве ты ничего не расскажешь? Разве сегодня не будет Истории?

Третий, в чьих зубах дымила массивная трубка, почему-то загадочно улыбнулся.

Седоусый хмыкнул – конечно же, его История ждала своего часа, но, признанный рассказчик, он ждал просьб и увещеваний.

– Расскажи! – юноша ерзал от нетерпения, взглядом умоляя о под– держке обладателя трубки – но тот молчал, по-прежнему улыбаясь.

– Поздно, – произнес седоусый неуверенно, и юноша готов был оби– деться, когда молчавший дотоле охотник вытащил изо рта мундштук и, дох– нув дымом, попросил тоже:

– Расскажи.

На минуту стало тихо, только покрикивала вдалеке ночная птица.

– Что ж, – промолвил со вздохом седоусый, – что ж… Расскажу.

И все трое завозились, устраиваясь поудобнее. Двое готовились слу– шать, один – говорить.

И вот, умостившись как следует, седоусый выдержал паузу и начал с подобающей торжественностью:

– Помните ли вы осину, что росла у южной околицы?

– Трехглавую? – радостно осведомился юноша. – Да ее ведь спилили в прошлом году…

Седоусый покивал:

– Совсем старая была, сухая… Сто лет стояла, пока не засохла. Тень в жару давала, да только никто в ее тени не прохлаждался – сторо– ной обходили, заклятой звали… Почему?

– Почему? – эхом откликнулся юноша.

Седоусый вздохнул и начал свою Историю.

…Давно это случилось.

Ей было семнадцать лет, и звалась она Вирленой, и ни одна девушка во всей широкой округе не могла сравниться с нею красотой. Грудь Вирле– ны вздымалась, как речная волна, косы Вирлены отливали золотом и покор– но падали к самым ее ступням, маленьким и розовым, ничуть не огрубевшим оттого, что все лето красавица бегала босиком; глаза Вирлены, раскосые, зеленые, могли свести с ума одним только робким взглядом. Даже дряхлые старики, даже сопливые мальчишки выворачивали шею, встретив ее на ули– це, а что уж говорить о юношах и зрелых мужчинах! И, конечно, порог ее дома постоянно оббивали сваты, засланные достойными и богатыми семьями – оббивали, да только возвращались ни с чем, потому что Вирлена давно уже выбрала себе пару.

По соседству жил в большой семье Кирияшик – ясноглазый, улыбчивый, круглолицый друг ее детства. Он был моложе Вирлены почти на год, но с младенчества росли вместе. Беззаботная дружба обернулась нежной лю– бовью, и Кирияшик, сам не ведая как, без борьбы получил право на сокро– вище, о котором мечтало столько достойных мужчин; родители влюбленных давно уже сговорились о свадьбе.

И вот, счастливые, оба с трепетом ждали заветного дня – когда слу– чилось несчастье.

Грянул рекрутский набор; как ни вертели, как ни откупались родите– ли Кирияшика – а выпало ему идти в солдаты на двадцать лет, считай, на– веки.

Солнечный румянец сошел с пухлых щек Вирлены, и стали они бледны, как мел. Ранним утром по главной улице села змеей тянулась колонна новобран– цев. Она видела, как мелькала в толпе голова Кирияшика, детская безза– щитная голова с шапкой пшеничных, как и у нее, волос. Она видела, как растерянные глаза его ищут среди крика и плача невесту – и гаснут, так и не разыскав ее в толчее.

Колонна потянулась за село – страшные усатые люди в нелепой форме выкрикивали команды, и Вирлена сжималась от выкриков, как от ударов. Вскоре она потеряла Кирияшика из виду; вереница рекрутов тянулась все дальше и дальше, и редела толпа провожающих – матерей и невест. Вот Вирлена осталась одна, она шла и шла за колонной, как привязанная, хоть босые ноги ее давно сбились в кровь; страшный офицер прикрикнул на нее – и, обомлев от этого крика, она так и осталась стоять, а колонна, от– даляясь, обернулась пятнышком на длинной-длинной дороге, и вот там, ку– да ушел Кирияшик, осталось только облачко пыли…

Только в сумерках Вирлена вернулась в село, и девичья подушка в ту ночь приняла на себя всю ее горечь и отчаяние.