Любовь и фантастика (сборник)

Минута прошла в молчании. Санчо ждал, и по спине его струился пот; сеньоры Альдонсы не было дома, и Санчо понятия не имел, какое продолжение может иметь это мытье полов…

Тяжелая рука опустилась девчонке на затылок. Потрепала за ухо; сжалась чуть сильнее, дернула так, что Фелиса вскрикнула.

Сеньор Алонсо поднялся и вышел прочь.

Фелиса провожала его взглядом, и слушала затихающие шаги, а когда опомнилась и оглянулась – в кресле сидел уже Санчо, сидел печальный и задумчивый, как перед тем хозяин. Смотрел на портреты.

– Ай!

Санчо молчал. Хмурился. Тяжело вздыхал.

– Как вы сюда… что это вообще за наглость? Я здесь мою полы… А вы натоптали!

Санчо кротко взглянул на Фелису. Отвернулся; девчонка занервничала не на шутку:

– А что такого? Я полы мою, ясно?

– Пробка, – загробным голосом сказал Санчо. – От вина… Ах ты девка ушлая, лисицей подшитая, а псом подбитая!

Фелиса сделалась красной, как мулета перед мордой быка. Некоторое время елозила тряпкой по полу; Санчо все сидел, и она не выдержала:

– А вам все равно никто не поверит.

Санчо многозначительно молчал.

– Ничего вы не видели. Подумаешь, пробка! Так и что?

Санчо молчал. Фелиса драила полы; наконец, отставила щетку:

– Санчо, – голос ее звучал теперь вкрадчиво, как журчание. – Санчо… А хотите шоколада? У меня есть… Хотите?

– Совесть мою купить? – осведомился Санчо.

Фелиса в сердцах швырнула шваброй об пол:

– Какую совесть! Чего вы хотите от меня! Это не ваш дом, это чужой дом… Хозяин в доме может делать что угодно, ясно вам? Что угодно и с кем угодно!

– Посоветуемся с сеньорой Альдонсой, – покивал Санчо. – Тут тебе и жаба сиськи даст…

– При чем тут… жаба… при чем тут сеньора Альдонса! Она и так все знает!

– Что – все? – удивился Санчо.

Некоторое время они смотрели друг на друга, не отрываясь.

– Вам все равно никто не поверит, – шепотом повторила Фелиса.

– Посмотрим, – с охотой отозвался Санчо.

– Санчо, чего вы от меня хотите?

– Ничего, – Санчо отвернулся.

– Ну пожалуйста, Санчо! Скажите!

Санчо снова посмотрел ей в глаза. Фелиса из последних сил сдерживала слезы.

Тогда он счел возможным усмехнуться.

Она поймала его улыбку – и робко, с надеждой, улыбнулась в ответ.

Тогда он насупился и отвернулся; она начала всхлипывать, тогда он посмотрел на нее снова – и поманил пальцем…

Она подошла.

* * *

До срока осталось пять дней.

Ужасно мало. Вечность.

– Я ходила к ним, – сказала вечером Альдонса. – Панчита опять в синяках… Я говорила с матерью.

Она замолчала – надолго.

– И что? – спросил наконец Алонсо.

– Ничего. Говорит – он пока трезвый, так работящий и добрый мужчина, а что падчерицу бьет по пьяни – значит, любит. Воспитывает.

– А она? – спросил Алонсо. – Мать?

Альдонса пожала плечами.

– Пять дней, – глухо сказал Алонсо.

– Она сказала, если ты еще раз к ним придешь – она позовет алькада…

– Хоть десяток алькадов.

– Господин мой, – не к месту вмешался Санчо, – а вы помните, что было с эти Андресом, там пареньком, которого Рыцарь Печального Образа… ну, за которого заступился? Так хозяин его еще хуже… сорвал на нем злобу. Как бы с этой Панчитой… ну, то же самое не получилось.

Тишина.

– Санчо, – голос Альдонсы прозвучал напряженно, – а вы бы сами сходили к этим соседям… поговорили бы… без угроз, но по-свойски. Как-нибудь… а?

– Да-да, сеньора, разумеется, – закивал Санчо. – Я схожу… может и не понадобится, копьем-то… может, по-хорошему получится. Говорят же – покраснеть не покраснеет, а подобреть, если хочет, так подобреет…

Алонсо скептически хмыкнул.

– Я пойду, – Альдонса поднялась. – Пойду спать… Алонсо, не засиживайся долго, ладно?

– Я сейчас приду, – кивнул Алонсо.

На самом деле он будет сидеть допоздна. Пока не станут слипаться глаза и не упадет на грудь тяжелая голова.

Потому что слушать молчание Альдонсы в темноте спальни – нет сил.

– Санчо… а ведь у вас тоже есть жена?

– Конечно, господин мой.

– И что… она вас спокойно отпустила? Никаких… отпустила?

– Да ну, – Санчо беспечно махнул рукой. – Поплакала, конечно… баба есть баба… только пацаны мои уже подросли, в хозяйстве управятся, хорошие хлопцы… А баба, она все уши мне прожужжала, чтобы какого-то жалования просил. Что оруженосцы жалование получают. Баба…

– Сколько? – тускло спросил Алонсо.

– Что?! – радостно переспросил Санчо, не веря своим ушам. Он подумал было, что господин его действительно намерился назначить ему жалование.

– Сколько у вас сыновей? – переспросил Алонсо.

– А-а-а… – Санчо попытался скрыть разочарование. – Четверо.

Алонсо молчал. Ранние морщины на его лице обозначились яснее; Санчо сделалось жаль его.

– Бросьте, сеньор Алонсо… Бог детей либо дает, либо не дает. Это не наше дело, это его Божий промысел… Бог старый хозяин – больше придерживает, чем раздает…

– Последний, – сказал Алонсо. – Я – последний Дон-Кихот…

– Сеньор Алонсо, – Санчо налег на стол локтями. – Вы меня простите, глупого мужика. Но вот… жалко, конечно, жалко, что прервался… Благородный род – это всегда жалко… Но вот что за беда?.. Кто о нем плакать будет, о Дон-Кихоте? Тот погонщик мулов, которому Дон-Кихот ни за что ни про развалил голову на постоялом дворе?