Любовь и французы

«Да, да, вы правы,— признаю. Но давайте не будем больше об этом. Слушайте внимательно».— «Чего вы хотите на этот раз?» — «Помогите мне избавиться от Жельотта».— «Что?» — «Я больше не люблю его».— «Я вам говорила, что эта связь долго не продлится!» — «Да, но ваше пророчество было неверным, поскольку вина за это лежит целиком на нем, а не на мне».— «Уверена, этого не может быть... он обожает вас!» — «Я вам говорю: это не моя вина. Он теперь настолько ко мне привык, что даже не дает себе труда делать мне комплименты. Вы согласитесь, что в таком случае от любовника мало толку, не так ли?» — «Но его поступки...» — «Вздор, сестрица, вы не понимаете. Он остывает, и это меня не устраивает. В любом случае, я люблю еще кое-кого и решила привязаться к нему всерьез. Вы должны помочь мне уговорить Жельотта, а когда подготовите почву, я сама с ним поговорю, потому что не хочу быть предательницей по отношению к нему».— «Умоляю вас, не возлагайте на меня эту миссию. Я уверена, что Жельотт умрет от горя».— «Разумеется, нет. Мужчины не очень-то полагаются на красавиц. Доказательством тому служат ревность и недоверие, которые сквозят во всех их галантных речах. Закон для обоих полов должен быть одинаковым. Давайте, по крайней мере, будем с ними более искренними, чем они с нами. Я принимаю участие в Жельотте, я не хочу видеть его несчастным, в противном случае я пойду и скажу ему все сама, но он будет плакать, а я не в силах терпеть, когда люди плачут. Кроме этого, я могу оказаться достаточно слабой, чтобы уступить, тогда я предам шевалье X. Я никогда себе этого не прощу».— «Меня восхищают ваши угрызения совести!» —«Кстати, если вы завтра будете дома, то я приеду к вам вместе с шевалье».— «Нет, прошу вас, не надо. У меня нет желания оказаться замешанной в новую интригу».— «Как вы жестоки! Слово «интрига» такое противное моему слуху...»

Несчастный Жельотт! Он не имел никакого представления о том, что случилось, и не обращал внимания на попытки мадам д’Эпинэ объяснить положение.

Спустя несколько лет мадам де Жюлли, умирая от оспы, вручила мадам д’Эпинэ ключ от своего письменного стола; та сочла, что умирающая просит ее поскорее пойти к ней в кабинет и предать огню ее любовные послания, прежде чем бумаги попадут в руки месье Жюлли и он узнает то, о чем и не подозревал. Страсть к античности не дала этому джентльмену горевать о жене, всю свою печаль он израсходовал на мавзолей, который воздвиг на ее могиле. Жан-Жак Руссо организовал визит к овдовевшему супругу, заключив накануне пари, что «художник одержит верх над вдовцом». Когда они вошли в дом, месье Жюлли пролил несколько капель слез, но, когда он пустился в объяснения, касавшиеся тонкостей произведения искусства, которое он заказал в память об усопшей, слезы высохли и энтузиазм художника одержал победу над всеми остальными чувствами. «Я выиграл мое пари!» — разражаясь хохотом, воскликнул Руссо.

Месье д’Эпинэ был должен месье де Жюлли крупную сумму (186 тысяч луидоров), а документы, касавшиеся этого долга, хранились у его жены. После ее смерти этих документов нигде не могли найти, а горничная видела, как мадам д’Эпинэ жгла какие-то бумаги в кабинете ее покойной госпожи, и на женщину, действовавшую с самыми благородными намерениями, пало подозрение. В конце концов пропавшие документы нашлись — мадам де Жюлли отдала их нотариусу,— но сплетни тем временем распространялись, и мадам д’Эпинэ избегали в свете. Энциклопедист Гримм дрался на дуэли, вступившись за ее честь. Дюкло был в бешенстве, когда она настояла на том, чтобы принять Гримма и поблагодарить его за заступничество. «Все будут говорить,— возражал Дюкло,— что Гримм ваш любовник». Но мадам д’Эпинэ, которой совершенно опротивел Дюкло, не пожелала его слушать. Они поссорились, и мадам д’Эпинэ попросила Дюкло больше никогда не бывать у нее. После этого Дюкло повсюду распускал о ней злобные и лживые слухи, которые в конце концов дошли до целомудренных ушей Дидро, чем тот был совершенно потрясен. Ведь Гримм, его хороший друг, был влюблен в столь «ужасную» особу... Однажды после обеда Дидро поспешил к нему, чтобы «открыть тому глаза» и наставить на путь истинный,— эту услугу добрые друзья проделывают всегда с таким удовольствием... Много времени спустя Гримм рассказал мадам д’Эпинэ об этом случае, и она описала его в своих Мемуарах.