Читаем Любовь и голуби (сборник) полностью

Домашева. Свирск. Свирск был. А после Пасхи Николай, внук мой, в эти края меня и закинул. Езжай, говорит, бабушка, к дочке моей, к Лизавете. Я, говорит, сгорю тут на фабрике от пьянства своего, а че тебе переживать? Езжай. У Лизаветы тебе хорошо будет. А они… как знать не знают.

Пасюкина. Она что, дочь твоя?

Домашева. Николая, внучека дочь. Отец его, Павел, на войне остался, сынок мой, а я Кольку за него и подымала. Внук Николай, а Лизавета – дочь Николаева. Почитай, как выходит?

Восоркова. Ну-ка, бабушка, я еще у вас в карманах посмотрю.

Домашева. А погляди…

Восоркова. Вы где сейчас жили-то?

С вокзала слышен отдаленный гудок.

Домашева (показав в сторону гудка). Тут… Тут вот… В зале ожидания.

Собежников. На вокзал откуда приехали?

Домашева. Иван откуда привез?

Пасюкина. Иван, Иван.

Домашева. Ой, я эти их названия никак не упомню.

Восоркова находит у Домашевой в кармане кофты сложенный вчетверо лист бумаги, вырванный из школьной тетради. Читает. Все ждут. Пасюкина заглядывает через плечо Восорковой и тоже пытается прочесть.

Пасюкина. Смотрите, что делается… Правда, бабку бросили.

Восоркова (читает вслух). «Женщина эта старая – брошенная. Я из-за ее дурости старческой страдать не намерен. Она мне дом чуть не сожгла».

Домашева. Ты зачем так говоришь? Ты про меня так говоришь?

Пасюкина. Так про тебя пишут-то.

Домашева (кивая). Я, я… Печку истопила… Иван коршуном на меня. Испугался. Сожгу, думал.

Церёшко (Восорковой). Ну-ну.

Восоркова (продолжает читать). «И как она нам нервы мотала, писать не буду. А пусть эту женщину постороннюю воспитывает и доводит до конца советская власть. Жена моя ее совсем и не помнит. Оставляю ей на первое время на пропитание пятьдесят рублей. Если у нее их своруют, то я не виноват, честное слово. У нее еще внук живет в Свирске, тесть мой. Но он совсем спился, и еще неизвестно, где он. Предполагаю, окочурился под забором. А работал на фарфоровом заводе. Я запрос делал – никаких ответов. Я бы этих пьянчуг давил прямо. Сам я ничего не пью и почти что всегда трезвый. Поэтому бабку маленько жалко, конечно. Говорит, что муж и сын ее на войне погибли. Может, ей что и полагается, если, конечно, не заливает. Она это любит. Попрошу выяснить. Как следует. Роспись свою ставить не буду, а то разные собаки есть: нагавкают че не попади».

Пауза.

Церёшко. Все?

Восоркова. Все.

Пауза.

Домашева. Правду Иван про Кольку выписал… Ой, правду. В писят шестом Катерина его хвостом вильнула, и пропал мужик. Ей-то че сделается?.. Мотанула с новым ухажером… Куда же это она направилась? Во Владисток, кажись? Ну дак во Владисток. А ему без ее жизни не стало. Без мужа, считай, без головы, а без жены, как без ума. Еще и дите на руках оставила. (Приободрилась. Похоже, что разговор доставляет ей удовольствие.)

Собежников. Какое дите?

Домашева. А Лизавету. Лизочку.

Пасюкина. В записке, что ль, которая?

Ерготун. Ксения Алексеевна, садитесь.

Церёшко. Бабуль, сюда, в кресло. (Усаживает.) Во-от.

Домашева. Глянь-ка, утонула в ем.

Церёшко снял унты, поставил их в коридоре. Тулуп кинул на пол и уселся на него.

Церёшко. Я потом к милиции кинулся. Так и так… Вот, мол, бабка. Делать надо что-то. (Передразнивая.) А что мы сделаем? К себе, говорю, заберите. Определить же надо куда-то. (Опять передразнивает.) У нас ремонт. Ремонт у них… Поцапался, чуть самого не загребли.

Стоков. И переночевать не взяли?

Церёшко. Ремонт, Генаша. Ре-монт.

Восоркова. Их там пачками каждый день.

Ерготун. Фу, кошмах. Лала, не пугай.

Восоркова. Дежурила, знаю. Больные, спившиеся, и вот… брошенные. Ну, не пачками, а один-двое у меня в медпункте всегда ночевали.

Домашева (к Церёшко). Дмитрий, шибко неудобно в ем. На стульчик бы какой.

Церёшко (приоткрыв дверь, пересаживает старуху на стул, стоявший за дверью). Так хорошо?

Домашева. От и ладно. Спасибочки. Это ж кто в эдакой красоте проживает?

Церёшко. А вон хозяин, самый высокий. У вас как с зубами?

Домашева. Есть, есть.

Церёшко. Ну, не будет, Георгий вставит. Жора, вставишь?

Домашева. Не-е, они у меня здоровые. (Собежникову.) Зубник вы, значит?

Собежников. Зубник, бабуля, зубник.

Из ванной к себе проходит Витька.

Витька (Домашевой). Здрасте-е.

Домашева. Здравствуй, сладкий мой.

Восоркова (к Церёшко). Покормить-то догадался?

Церёшко. Где? На вокзале?

Восоркова (Собежникову). Жор, я похозяйничаю?

Собежников. Давай, конечно. (Витьке.) Долго здесь маячить будешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все в саду
Все в саду

Новый сборник «Все в саду» продолжает книжную серию, начатую журналом «СНОБ» в 2011 году совместно с издательством АСТ и «Редакцией Елены Шубиной». Сад как интимный портрет своих хозяев. Сад как попытка обрести рай на земле и испытать восхитительные мгновения сродни творчеству или зарождению новой жизни. Вместе с читателями мы пройдемся по историческим паркам и садам, заглянем во владения западных звезд и знаменитостей, прикоснемся к дачному быту наших соотечественников. Наконец, нам дано будет убедиться, что сад можно «считывать» еще и как сакральный текст. Ведь чеховский «Вишневый сад» – это не только главная пьеса русского театра, но еще и один из символов нашего приобщения к вечно цветущему саду мировому культуры. Как и все сборники серии, «Все в саду» щедро и красиво иллюстрированы редкими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Александр Александрович Генис , Аркадий Викторович Ипполитов , Мария Константиновна Голованивская , Ольга Тобрелутс , Эдвард Олби

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия