Любовь и голуби

Потом, уже в процессе конкретной работы над спектаклем сама пьеса, ее драматургический строй, герои, атмосфера, созданная автором, наводили на размышления серьезные и ответственные. В обществе должна существовать, зримо и ярко, связь между поколениями. Она обязана быть! Об этом я более всего думал, когда ставил «Плач в пригоршню». Об этом и о том, на что в критический момент можно опереться. На плечо любимого человека, друга, матери?.. О том, что меня связывает с этой землей, на которой я живу, с моими родителями… Об этом надо всегда помнить, это должно быть всегда у тебя в душе. Особенно – в период «всеобщего безумия».

И дальше началась вот эта жизнь, эта дружба, эти взаимоотношения… Те, кто читали пьесу или видели спектакль, знают, что там много занято актеров: совсем дети и среднее поколение, и старики… Ия Сергеевна Саввина играла старуху. И репетиции (как-то это неспланированно и само собой получилось) начались с того, что, когда назначили всех актеров на роли, мы сидели после читки пьесы, и каждый почему-то начал рассказывать о себе, о своей семье, бабушках, дедушках. Потом мы попросили всех принести семейные альбомы из дома. И каждый актер приходил, показывал эти альбомы, фотографии доставал, и что-то происходило в этот момент с людьми настоящее. Когда они начинали рассказывать о своих бабушках, дедушках, племянниках, дядьках, тетьках, возникала страна, возникал огромный мир, импульс которому давал Володя. Например, артист Арташонов уехал в Караганду и привез Саввиной телогрейку своей бабки. И Саввина в ней играла и относилась к этой телогрейке, как к самому важному и ценному подарку в жизни. Я очень любил этот спектакль. И актеры его очень любили. Актеры не уходили в гримерные ждать своего выхода во время спектакля, они все были за кулисами, они любили слушать спектакль. И вот вышел спектакль. Мы были счастливы. Очень долго гуляли и оба домой не приходили три дня. Мечта его сбылась – он вышел на сцену Художественного театра как артист. Правда, недолго он играл, всего два спектакля. Он играл последнюю картину, взрослого Яковлева, который приезжает в семь утра в Черемхово, последний акт. У нас был художник по костюмам. Володя говорит: «Можно я схожу в мастерские и сам себе подберу костюм?». Его представление, в чем успешный драматург, писатель приезжает домой. И я понял, это его давнишняя мечта была забраться в мастерские, костюмерные театра и посмотреть, в чем они ходили-то: Смоктуновский, Станиславский… И вот он часа четыре рылся в этих мастерских, в загашниках, и потом выходит на сцену. Оделся. Какой-то кожаный плащ фашистский, огромные плечи такие, шляпа ковбойская, короткие штаны, потому что не было штанов его размера, и туфли на высоченной платформе. Я от смеха упал под ряды. Он говорит: «Ты подожди, ты не смейся, Дим, у меня вкус есть – у меня денег нет».

На мой взгляд, Гуркин – один из самых серьезных драматургов нашего времени. Он владел профессией. Профессия эта называется – драматургия. Он действительно знал и чувствовал людей, о которых писал. Знал и любил своих героев так, что у нас не возникает вопросов: сколько им лет, где они родились.

Он писал очень подробно и очень медленно. Совсем не суетясь, не соизмеряя и не пытаясь подстроиться под современные ритмы жизни. И тем не менее, его пьесы – современны. Современны потому, что они о живых людях, наших дедах, наших близких родственниках, в конце концов – о нас.