В это время, когда его угнетали и этот спектакль, он однажды вошел в гримерку, Валерка Алексеев еще с нами был, и говорит: давайте я вам почитаю, не пьесу, а просто так. И он прочитал монолог про сумасшедшего, Володю-дурачка, которого хоронили, у которого рубашечка была исклевана голубями. И все как-то замерли. Мы еще не знали тогда, что из этого небольшого рассказа родится. Родилась большая русская литература в форме пьесы. И еще помню про название. Володя говорит, придумайте название. Мы напридумывали что-то. Длилось это соревнование довольно долго. Володя слушал: нет, не так, не так. Названий было много. И он говорит: пьеса должна называться, как хороший индийский фильм. И потом, когда он сказал, что называться будет «Любовь и голуби», все сказали: ой, ну это худшее, что можно было придумать. Но я понял потом, что он был все-таки прав.
Помню, как в Омск где-то на неделю приехал Меньшов и они с Володей работали. А вечерами приходили в наш Дом актера. Мы, все друзья, Вовкой гордились невероятно. Это была искренняя гордость за своего товарища. Далеко не всегда бывает такое, уметь радоваться за своего товарища. Это было искренне и по-настоящему в Омском театре. При том, что мы ревниво относились к нашему спектаклю «Любовь и голуби». И, в общем, заслуженно. Это был блестящий спектакль по всем параметрам. Это такое счастье, и редкое. Местный автор – было такое выражение в советское время. Была раньше такая обязаловка – поставить вещь «местного автора». Коммунистическая, производственная драма или что-то в этом роде. А это сразу же – полет, настоящая театральная литература. Откуда это берется? Загадка. Господь так распоряжается. Дарование рассказать, увидеть жизнь, этого мало – надо еще овладеть внутренней театральной технологией. Драматургия – это технология, понимание театральности. Что этот диалог хорош для того, чтобы звучать. И как ощутить динамику. Ведь это только театральный писатель может делать.
Потрясен, безмерно опечален известием о кончине Володи Гуркина. Дружбой с ним дорожу и горжусь почти 40 лет. В сердце моем навсегда Володя нашей юности – светлый, радостный, летящий, подаривший всем нам столько надежды. Большой русский писатель, сумевший пропеть свою ни на кого не похожую мелодию. Голуби улетели – любовь осталась навсегда. Спасибо, Володя. Спи спокойно. Ты с нами. Твой
Сергей Юрский[26]
Сказочник на ветру времени
Володя написал одно из самых популярных произведений за последнюю четверть века на громадном пространстве русскоговорящей части мира. Говорю, конечно, о пьесе, впоследствии превращенной в сценарий фильма «Любовь и голуби». Экое странное название! Теперь-то привыкли, а ведь уже в нем, в названии, абсолютная индивидуальность автора – сочетание несочетаемого. Ну как это, в самом деле: «любовь И голуби»? А так! А почему так? Да потому что это сказка, и больше не задавайте вопросов.
Происходящее на экране вызывает у миллионов людей абсолютное доверие – это
Гуркин во многом вышел из Шукшина. Но именно – вышел! Стал самостоятельной фигурой. Для зрителей кино автор невидим, он закрыт действующими на экране персонажами. Зрители уверены, что они – герои фильма – так говорят, что эти слова рождаются прямо сейчас, у этой речки, в этих скромных комнатах, на этом убогом дворе. А слова-то сочинены! Володей! Первый заряд заложен им, а далее дана еще удивительная свобода для импровизации.
Нас было восемь артистов и наш режиссер Володя Меньшов. И каждый из нас вспоминает эти съемки как самую радостную и самую легкую киноработу там, в Медвежьегорске, среди строгой природы в местах недавних еще концлагерей. На удивление быстро все мы вжились в наших персонажей. Мы почти превратились в них, и когда после десяти часов съемок в гримах и костюмах возвращались мы в гостиницу, случайные прохожие видели в нас не актеров, а просто незнакомых людей из соседней деревни. Это редкое чудо хорошо и точно написанных ролей дал нам Гуркин.