Любовь и голуби

Гростен. Старик, сначала ты положил глаз на эти тарелки, а теперь начинаешь крутить…

Старик. Я не положил глаз. Я подумал, что стал плохо слышать, и хорошо было бы, если бы они были там. Вот и все. (Уходит.)

Юн. Отец!

Старик останавливается.

Может случиться так, что завтра кто-нибудь позовет с того берега, а ты не услышишь?

Старик. Не знаю.

Юн. А если дождь, гроза?

Старик. Да, наверное.

Юн. Мы просим перевезти того человека, который будет звать вас в непогоду.

Пауза.

Старик молча берет тарелки, уходит.

Гростен (постучав по лбу). Дедушка со слабинкой.

Маэстро (строго). Вы помните его просьбу?

Музыканты. Да, Маэстро.

Маэстро. Осталось идти около двух миль. Сейчас всем отдыхать, привести себя в порядок. Когда спадет жара, пойдем в город.

Все расходятся.

Маэстро. Гростен! Вы очень устали?

Гростен. Хотите, я спляшу вам сарабанду?

Маэстро. Еще две мили…

Гростен. Хоть две по пять, если меня там ждет симпатяга.

Маэстро. Узнайте, могут ли нас принять власти. Если все будет в порядке, можете сказать, что концерты мы проведем на поляне у Восточной стены.

Гростен. Вы знаете город?

Маэстро. Да.

Гростен. В городе где мы встретимся?

Маэстро. На площади. Она там одна.

Гростен. Я исчезаю.

Маэстро кивнул. Гростен ушел.

Пауза.

Слышен плеск воды, смех и голоса Музыкантов. За спиной у Маэстро на возвышение выбегает Юн. В руках у него труба. Быстрый перебор звуков, как сигнал.

Юн (кричит). Ваша звезда, Маэстро?!

Маэстро (весело). Венера!

Входят Музыканты. Озорно поглядывая на Маэстро, громко и торопливо настраивают инструменты.

Юн (Музыкантам). Цикл – звезды! Венера! (Вновь перебор звуков на трубе.) Гармония!

Музыканты. Есть!

Юн. Начали!

И пронзил сердце Маэстро, и вывел в образовавшийся круг, полный боли и радости, дитя далекого юга, древний танец. Музыка продолжает звучать, а мы видим маленькую комнату, разделенную стеллажом с книгами. Высокое окно, за которым мерцают звезды. Стол. Слева дверь и прямо на двери прибита вешалка. Через комнату протянута бельевая веревка. В центре, на табурете, стоит ванна, в которой Ксенин полощет детское белье и развешивает на веревке. Сейчас он замер. Взволнован и сосредоточен. Чем громче он говорит, тем громче звучит музыка.

Ксенин. И пронзил сердце Маэстро, и вывел в образовавшийся круг, полный боли и радости, дитя далекого юга, древний танец. Возникший внезапно здесь, в стране северных морей, у лесной реки, он был как отдохновение после долгого пути, как долгожданное возвращение… (музыка оборвалась) как надежда.

Прополоскал и выжал колготки. Повесил на веревку. Берет ванну и выносит из комнаты. В раскрытую дверь слышен громкий занудный плач ребенка. Ксенин идет с ванной уже по авансцене. Справа лязгнула дверная пружина. Крик: «Чтоб тебя!». Навстречу Ксенину идет Алла Филипповна, хромает. В руках у нее мусорное ведро.

Алла Филипповна. Едрит твою… Ф-ф-ф.

Ксенин. Что случилось?

Алла Филипповна (кричит в сторону плача). Ленка, паразитка! Хватит выть! (Ксенину.) Да пружина эта дурная. Наладить некому. Сорвалось опять… ф-ф-ф.

Ксенин. По колену?

Алла Филипповна. Ну! Дверью. Дергаю-дергаю, не открывается. Как дерну, сорвалось… и дверью. В глазах потемнело. (Кричит.) Ленка, прибью сейчас! (Плач стал тише.) Курить есть?

Ксенин поставил ванну, дал закурить.

Алла Филипповна. Ты знаешь, че у нее было?

Ксенин. У кого?

Алла Филипповна (показав на плач). У Ленки. Да ну, гнусавила-то целый год. Я все думаю насморк, да насморк. А сегодня утром как нос ей отрезали. (Гнусавя.) Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма. Потом запух.

Ксенин. Нос?