Любовь и ярость

Тысячу раз она пыталась объяснить тете, что давно не ощущала такого мира и покоя в душе, но все было бесполезно – Элейн не желала ее слушать. Как же Дани не хотелось, чтобы они расстались именно так! Но видно, ничего не поделаешь! С тяжелым вздохом Дани взяла свой чемоданчик и повернулась к Элейн:

– Я каждый день буду молиться за тебя, тетя.

– Мы тоже будем молиться, чтобы к тебе поскорее вернулся рассудок, – саркастически усмехнулась та в ответ.

Вдруг обе увидели Гевина, стоявшего в дверях со стаканом виски в руке. По-видимому, он уже давно наблюдал за ними. Заметив, что обе женщины выжидательно смотрят на него, Гевин неторопливо отпил из стакана и направился к ним.

Подойдя вплотную, он обвиняюще ткнул пальцем в Дани:

– Ты, неблагодарная тварь! Ни о ком не думаешь, кроме себя. Тебя не волнует, что твоей тете и мне скоро придется остаться без крова над головой и Бог знает, что сулит нам будущее.

Ты не задумываясь отворачиваешься от собственного счастья, отбросив мое предложение, словно грязную тряпку! Нет, тебя ничто не трогает! Хорошо же, иди и живи беззаботно. Да не забудь молиться о своей душе, – он сделал паузу, – которая, я уверен, будет гореть в аду!

Терпение Дани наконец лопнуло.

– Та удача, о которой ты говоришь, ничего не значит для меня. Мне не нужны эти деньги. Перед смертью я оставлю все, что у меня есть, святой церкви. – Она презрительно взглянула ему в глаза:

– А что касается твоего смехотворного предложения, то мы оба знаем, почему тебе пришло это в голову. – Покончив наконец с Гевином, она снова обернулась к Элейн:

– Пожалуйста, постарайся понять меня, тетя. И благослови меня на прощание.

Но сердце Элейн не дрогнуло.

– Будь ты проклята! – воскликнула она гневно.

Прижав ладонь к дрожащим губам. Дани бросилась на улицу, навстречу ярким лучам солнца, прочь из родного дома.

Элейн снова тихо заплакала. Вытащив из кармана серебряную фляжку, Гевин отставил в сторону стакан и принялся, тянуть виски прямо из горлышка. Допив, он расположился удобном кресле напротив Элейн и закурил сигару.

Они долго сидели в угрюмом молчании, время от времени прерывавшемся всхлипываниями и вздохами Элейн.

– Может, хватит наконец?! – не выдержал Гевин. – Мне уже надоело твое бесконечное нытье! Я же не рыдаю и не обливаюсь горючими слезами.

Глаза Элейн негодующе вспыхнули.

– Не смей так со мной разговаривать! Знай свое место!

– Мое место! – Гевин горько рассмеялся:

– А как долго оно будет моим, это место?! И твоим, кстати, тоже! Полгода, а может, меньше? Когда мы начнем распродавать мебель, стулья, кресла, чтобы не умереть с голоду? Или лучше оставить мебель на потом, а то нечем будет топить, когда наступит зима?

А можно прямо сейчас выйти на улицу и просить подаяние!

Нет, моя дорогая, места у нас с тобой скоро уже не станет.

– Замолчи немедленно! – истерически крикнула Элейн, и, вскочив на ноги, забегала по комнате, вполголоса что-то бормоча, как будто какая-то неотвязная мысль преследовала ее, не давая покоя. В эту минуту она казалась помешанной. – Будь ты проклят, Тревис Колтрейн! Будь ты проклят, ты опять посмеялся надо мной! Я обречена сдохнуть в нищете, а ты и твоя жена утопаете в роскоши!

Докурив сигару, Гевин небрежным щелчком отправил окурок в камин, но промахнулся. Тот упал на коврик, и, заметив это, Элейн разъяренной тигрицей набросилась на Гевина.

– Не смей никогда этого делать, ты понял меня?! – взвизгнула она. – Ты не в кабаке! Твой отец никогда бы себе не позволил ничего подобного! О чем ты думаешь в конце концов? Почему ты даже не пытаешься найти себе какое-то занятие? За всю жизнь ты не заработал ни гроша, только и сидел на моей шее и тратил мои деньги, бесстыжий альфонс!

Она осеклась на полуслове, заметив стоящую в дверях Бриану. Девушка была явно растеряна и дрожащими руками нервно теребила край фартука.

– Что ты здесь делаешь? – рявкнула Элейн. – Я не выношу, когда кто-то из слуг шпионит за мной!

Перепугавшись насмерть, Бриана не решалась поднять глаз.

– Клянусь, у меня и в мыслях такого не было!

Элейн холодно оборвала девушку:

– Ну, в чем дело? Что тебе надо? Я тебя, кажется, не звала? И не хочу, чтобы нам мешали.

Бриана глубоко вздохнула, стараясь собрать все свое мужество. Целый час она готовила свою речь и сейчас выпалила, зажмурившись, чтобы не испугаться и не передумать:

– Я хотела попросить – пожалуйста, будьте поласковее к Дани, когда она придет попрощаться! У нее сердце разрывается от боли, ведь она знает, как вы переживаете из-за того, что она уходит в монастырь. Нужно расстаться по-хорошему, чтобы потом вспоминать друг о друге без обиды и горечи. Она ведь так любит вас!

У Элейн от неожиданности даже дух захватило. Что о себе воображает эта наглая девчонка, если позволяет себе вмешиваться в ее дела?! Обычная прислуга! Она со злостью подумала, что виновата в этом одна только Дани, вконец избаловавшая Бриану, а ведь сколько раз Элейн твердила, что до добра это не доведет.

– Убирайся немедленно! – указывая на дверь, крикнула Элейн дрожащим от ярости голосом. – И чтобы больше не смела вмешиваться не в свое дело, запомни это!