Любовь и искусство

То, что романы XVII века называли внезапной вспышкой, решающей судьбу героя и его возлюбленной, есть движение души, затасканное бесконечным числом бумагомарателей, но от этого не менее существующее в природе; оно происходит от невозможности долго вести оборону. Любящая женщина слишком счастлива чувством, которое она испытывает, чтобы быть в состоянии искусно притвориться; благоразумие ей надоедает, она пренебрегает всякой осторожностью и слепо отдается счастью любви. Недоверие делает внезапную вспышку не возможной. (…)

Любовь подобна лихорадке, она родится и гаснет без малейшего участия воли. Это одно из главных различий между любовью – влечением и любовью – страстью; можно радоваться качествам любимого существа только как счастливой случайности. (…)

Кристаллизация в любви почти никогда не прекращается. Вот ее история. Пока еще не наступила близость с любимым существом, налицо кристаллизация воображаемого разрешения: только воображением вы уверены, что данное достоинство существует в женщине, которую вы любите. После наступления близости непрерывно возрождающиеся опасения удается разрешить более действенным образом. Таким образом, счастье бывает однообразно только в своем источнике. У каждого дня свой особый цветок. (…)

Вид всего чрезвычайно прекрасного в природе или в искусстве с быстротою молнии вызывает воспоминание о той, кого любишь. Ибо, подобно тому, что происходит с веткой дерева, украсившейся алмазами в копях Зальцбурга, все прекрасное и высокое в мире привходит в красоту любимого существа, и этот внезапный вид счастья сразу наполняет глаза слезами. Таким образом, влечение к прекрасному и любовь дают жизнь друг другу. (…)

Я почувствовал сегодня вечером, что музыка, когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть, что она дает, несомненно, самое яркое счастье, какое только возможно на земле.

Если бы это для всех людей было так, ничто в мире не располагало бы сильнее к любви.(…)

…удивление, заставляющее долго думать о чем-нибудь необыкновенном, составляет уже половину мозгового процесса, необходимого для кристаллизации.

О. Бальзак

Собрание сочинений в 24 тт. М., 1960.

Если создание произведения дает радостное наслаждение или без всякого напряжения, то – не вершина искусства, то – удача искусства (а ля удачные дети)», «существует весна гения, как существует весна любви», «плод вдохновенной силы молодого таланта (13; 89).

Бальзак об искусстве. М. – Л., 1941.

Папаша Горио был прекрасен. Евгению еще не доводилось видеть его озаренным этой отцовской страстью. Замечательно, какой силой наития обладают чувства. Как бы ни был груб человек, но если он проявляет подлинную и сильную любовь, от него исходит особый ток, который преображает его лицо, оживляет жесты, окрашивает голос… и как будто движется в лучезарной сфере. В эту минуту в голосе, в движениях старика была та заражающая сила, что отличает великих актеров (167–168).

Н. А. Добролюбов

Забитые люди / Ф. М. Достоевский в русской критике. Сборник статей. М., 1956.

Большая часть наших читателей, конечно, знает содержание «Униженных и оскорбленных» (43).

Возьмите, например, хоть самый прием автора: историю любви и страданий Наташи с Алешей рассказывает нам человек, сам страстно в нее влюбленный и решившийся пожертвовать собою для ее счастья (…) Они или вовсе не любили или любили головою только, и выдумать их в литературе могли только творцы, более знакомые с головною, нежели с сердечною любовью (45).

Но мало ли бывает аномалий, а г. Достоевский имеет, так сказать, привилегию на их изображение. От г. Голядкина до Фомы Фомича в «Селе Степанчикове» он изобразил на своем веку много болезненных, ненормальных явлений. Мог взяться и за изображение исключительной, ненатуральной любви Наташи к дряннейшему фату, который, по всем ожиданиям здравого смысла, не мог не казаться ей противным. Положим даже, что самая ненормальность – то, странность подобных отношений и поразила художника и заставила его заняться их воспроизведением. Но ведь мы знаем, что художник – не пластинка для фотографии, отражающая только настоящий момент: тогда бы в художественных произведениях и жизни не было, и смысла не было (48–49).