Читаем Любовь и испанцы полностью

«А девичья честь? — спросила я, меняя тему разговора. — В деревне ее оберегают так же строго, как в городах?» — «В теории — да,— сказал поэт,— однако бывает всякое. Крестьяне обычно весьма философски к этому относятся. Не так давно у меня самого на ферме был случай. Приходит ко мне как-то утром старший работник, и видно, что душа у него не на месте. А я тогда только что вернулся из Севильи. Гадаю, что такого ужасного в мое отсутствие могло произойти. Наконец он решился: “Это из-за Мерседес”. Так зовут его дочь, симпатичную девушку. Я знаю ее с тех пор, когда она под стол пешком ходила. О, при других обстоятельствах она бы могла меня соблазнить. Но, как бы там ни было, я всегда — на правах, можно сказать, родственника — интересовался ею. Думаю, с моей стороны не будет большим нахальством полагать, что и она питала ко мне расположение.— Дон Жуан средних лет загадочно улыбнулся и погладил гвоздику у себя в петлице.— Работник твердил: “То, что я скажу, будет ударом для вас, сеньор. Это и для нас был страшный удар. Я бы никогда, никогда этому не поверил....” Уже начиная выходить из себя, я воскликнул: “Да что случилось?” Мне на минуту пришло в голову, что девушка вышла замуж “на иберийский манер”. Работник покраснел,— он и в самом деле был встревожен,— и сказал: “Ведь говорил же я ей, что вы очень, очень рассердитесь. Случилось то, сеньор, что моя Мерседес беременна”. Я был поражен. Я знал, что она гуляет с парнем с соседней фермы. Они были novios, но вели себя благоразумно, как это у нас обычно бывает. Меня изумлял не столько сам факт, что она забеременела, сколько то, как это вообще могло произойти, потому что за Мерседес всегда очень бдительно следили. Я сказал: “Ну, Антонио, вы же знаете, что такое случается. Нам следует быть терпимыми. В конце концов, ведь они же были novios, разве нет?” Антонио кивнул: “Значит, сеньор не очень сердится? Но я все равно должен просить прощения. Этого не должно было случиться — по крайней мере на вашей ферме”. Я, стараясь не улыбнуться, сказал: “Мы должны все приготовить для свадьбы, и чем скорее, тем лучше”. Работник сглотнул слезы: “Вы очень добры, сеньор. Да, конечно, мы должны готовиться, но Мерседес придется надеть юбку в складку... Я так сожалею об этом, так сожалею, сеньор”.

Должен вам объяснить,— прервал поэт свой рассказ, заметив на моем лице недоумение,— что девушке, которая до свадьбы вступила в близкие отношения со своим novio, полагается идти к венцу в складчатой юбке.— Я вспомнила лагартерские букеты и поняла, что это публичное признание в нарушении общественных условностей, похоже, является в крестьянской среде неписаным законом. В какое смущение, должно быть, это приводит врачующихся!

“Пришлите Мерседес ко мне,— сказал я работнику,— я хочу, чтобы она знала, что я не сержусь, хотя вначале я, как положено, буду с ней немного суровым. А, да все равно, сделанного не воротишь. Ну, не берите в голову, Антонио, вы просто немного раньше станете дедушкой, только и всего!”

В итоге Мерседес пришла и постучалась в мою дверь. Я никогда еще не видел ее такой цветущей, такой скромной, такой невинной и такой до безумия соблазнительной. Я заметил также, поскольку мне сообщили о случившемся, что она несколько полнее, чем положено в ее возрасте. Я охотно успокоил ее и сказал, что хочу, чтобы у нее была красивая свадьба. Затем, напустив на себя суровость, добавил: “Но, Мерседес, скажи мне вот что: твои родители очень хорошо за тобой следили. Я знаю, что они — религиозные и богобоязненные люди; как такое могло случиться? Как ты могла допустить, чтобы совершился этот грех?” Мерседес покраснела: “Вот как это вышло, сеньор: мы с Хосе договорились встречаться каждый вечер в восемь часов у колодца, что в верхнем конце кукурузного поля. Я долго не уступала ему, сеньор. Но потом, однажды вечером — это было позже, чем обычно, и в поле так сильно пахло болотной мятой... на меня что-то нашло... я будто потеряла сознание. Это все болотная мята, сеньор, уверяю вас!” С тех пор я гадаю, есть ли доля правды в ее словах и использовалась ли когда-нибудь болотная мята{161} в качестве афродизиака? Если вы, когда вернетесь в Англию, найдете какие-нибудь сведения об этом растении, пожалуйста, дайте мне знать».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе
Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Книга профессора современной истории в Университете Сент-Эндрюса, признанного писателя, специализирующегося на эпохе Ренессанса Эндрю Петтигри впервые вышла в 2015 году и была восторженно встречена критиками и американскими СМИ. Журнал New Yorker назвал ее «разоблачительной историей», а литературный критик Адам Кирш отметил, что книга является «выдающимся предисловием к прошлому, которое помогает понять наше будущее».Автор охватывает период почти в четыре века — от допечатной эры до 1800 года, от конца Средневековья до Французской революции, детально исследуя инстинкт людей к поиску новостей и стремлением быть информированными. Перед читателем открывается увлекательнейшая панорама столетий с поистине мульмедийным обменом, вобравшим в себя все доступные средства распространения новостей — разговоры и слухи, гражданские церемонии и торжества, церковные проповеди и прокламации на площадях, а с наступлением печатной эры — памфлеты, баллады, газеты и листовки. Это фундаментальная история эволюции новостей, начиная от обмена манускриптами во времена позднего Средневековья и до эры триумфа печатных СМИ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эндрю Петтигри

Культурология / История / Образование и наука