Любовь и маска

Новое солнце взошло над Россией великая октябрьская социалистическая революция ознаменовала начало коренного изменения всех сторон жизни нашей родины это коснулось и духовной области культуры в том числе и искусства и большевицкая партия не мешкая пустила по новым путям дело просвещения народа развернула невиданное беспрецедентное культурное строительство выдвинула задачу сделать образование всеобщим и все накопленные веками богатства культуры, которые необходимо иметь в виду когда придет редактор, чтобы вычистить весь этот вздор и добавить свой — еще больший.

Редактор действительно приходил.

Воспоминания опубликовали. У него там даже о Любочке не нашлось ни одного живого слова. Жена, что ли, запрещала или просто все уже было безразлично — какая разница.

А потом его разморозили. Словно какая-то холодильная установка, поддерживавшая температуру его сознания в любочкином режиме, отключилась — и все разъехалось, вывалилось, потекло. Через два года он уже никого не узнавал.

— А где же Вася? — спросил он вскоре после смерти своего сына.

Ему сообщили, что Вася (Дуглас) отправился в магазин за хлебом.

Этим ответом он удовлетворился до конца своих дней.

Когда я пытаюсь представить себе бесконечность, то вижу фигуру человека, все топающего в какое-то сельпо под безнадежно темными небесами — деловито, размеренно, чуть сурово.

Любочка снилась ему то в роли Периколы, то миньеры — опечатки сознания характерны для всякого умирающего, сколь бы растянутым процесс не оказался. Он что-то записывал, вспоминал, надиктовывал, узнавал Любочкину племянницу Машу, каких-то других людей, опутанных проводами, — чтобы записать Александрова для радиопередачи об Орловой, его ненадолго вернули к жизни, или, наоборот — к тому сну, который он за нее принимал.

В этом сне он еще успел набросать «сценарий» фильма, который задумал сразу после смерти жены. Он должен был называться «Любовь… любовь». Когда этот сценарий прочли в мосфильмовском объединении, которое он когда-то возглавлял, стало ясно, что надо писать новый. Это было несколько десятков нераспространенных предложений, не связанных ничем, кроме очевидно проявлявшегося желания новой супруги получить причитающиеся патриарху деньги. Распоряжалась она решительно: авторами сценария должны быть только Александровы — старший Григорий Васильевич и внук Гриша — молодой человек, не обремененный каким-либо даром, кроме умения удобно и тихо пожить. На фильм его устроили вторым режиссером — тот, кто хоть немного знаком с кино, знает, какая эта адская должность. Внук появлялся на картине с видом случайного гостя. Когда от него требовалось что-то сделать, он спрашивал: «А как туда пройти?» или «Что мне нужно сказать?» Режиссер фильма Елена Михайлова (в титрах она потом значилась как сорежиссер, хотя все знали, что она работала даже не за двоих, а за всех Александровых, вместе взятых) ночами составляла рабочие планы и привозила их супруге. Когда Льва Николаева уговорили написать текст к фильму, Галина Васильевна устроила скандал: никаких соавторов, только Григорий Васильевич и Гришенька. Сказала, что старший Александров все сделает сам — надо только забрать его из больницы, где он к тому времени почти постоянно находился.

Его уже привозили из больницы на просмотр отснятой картины. Возле просмотрового зала он, ведомый под руки, встретил Райзмана и не сразу узнал его, хотел назвать по имени, но забыл — ему подсказали. «Ах, Юлик, Юлик…» — пролепетал старик и тихо пошел мимо.

Он смотрел фильм, автором которого значился, не шевелясь, по-детски сложив на груди руки, — невозможно было понять, чувствует ли он что-нибудь, или просто смертельно и бессмысленно устал от всей этой невыносимой суеты.

Картина ему понравилась. Он встал, поклонился, сказал: «Спасибо Лене (Михайловой. — Д. Щ.), спасибо группе». Потом поставил подпись, необходимую для озвучания фильма. Его подпись требовалась на каждом этапе работы. Теперь она нужна была для того, чтобы текст, написанный Николаевым, вошел в картину.

«Никаких других текстов, — еще раз заявила супруга, — он сам все запишет!»

За один день требовалось написать текстовой объем, равный полнометражному фильму. Не всякий пышущий здоровьем трудоголик отважился бы на такое. А тут речь шла о 82-летнем старике, специально для этого вывозимом на один день из больницы.