Любовь и ненависть (СИ)

Великие Создатели! Как бы мне хотелось, чтобы закончилась эта война и страдания, чтобы кончились наконец все эти волнения и муж принадлежал только мне. Тогда я спрятала бы голову у него на груди, припала бы к нему, как к живительному источнику, впитала бы в себя хоть долю его огромной силы и вновь обрела бы покой. Ибо я знала, что Рем спокоен и тверд. Казалось, он не ведал, что такое страх. Он не испытал его, даже взглянув в лицо смерти, даже когда шел на пытки. Он знал, что будущее не обещает ему и его народу легкой жизни, и делал все зависящее от него, чтобы предотвратить грядущие опасности. Меня же лихорадило от ужаса, во мне все было напряжено: страх, тревога, надежда, сменяя друг друга, налетали на меня, как порывы капризного ветра.

Беременность моя протекает тяжело. Ричард, оставленный взволнованным Ремом при мне, каждый день осматривает меня, тяжело вздыхает.

— Я справлюсь, Ричард, я сильная…

Действительно, теперь меня почти совсем не тошнило, хотя изматывающие приступы дурноты и слабости охватывают порой в самый неподходящий момент. К тому же я вдруг обнаружила, что совершенно не в силах выносить запах жареных грибов и лука, а потому это пользующееся такой популярностью у ардорцев блюдо готовить отныне было абсолютно запрещено, ибо его всепроникающий аромат распространялся с кухни по всей пещере, готовый, словно дух или привидение, ворваться ко мне в комнату, стоило только отворить дверь. Тогда я хваталась за живот и меня выворачивало наизнанку. Но в остальном — какой усталой я себя чувствую! Порой я ощущаю себя по-детски беспомощной. И разум, и сердце приходят в смятение, чувствительность обостряется, смех часто обрывается слезами, одного слова бывает достаточно, чтобы вывести меня из себя или привести в восторг, меня охватывают приступы неуверенности в себе, мною овладевает растерянность, и эта тоска, которая вдруг рождается в душе и постепенно заполняет все мое существо, заволакивает, подобно тучам, собравшимся сейчас над долиной и, коварно расползаясь, затягивавшим ясное небо.

Я усмехнулась, вспоминая, что впервые я почувствовала ЭТО на следующее утро после свадьбы Зака и Шиары, когда, проснувшись, смотрела, как одевается Рем на свое очередное совершенно последнее совещание. Рем знал, что я себя чувствовала несколько уставшей. Он наклонился ко мне, нежно поцеловал в лоб, в губы, поднес мою руку к губам и поцеловал на прощание пальцы, он бросил взгляд через плечо и с облегчением заметил, что я хорошо выглядела. Цвет лица был здоровым, а глаза — ясными.

— Поспи еще, любимая;

И вдруг легкое трепетание внутри — совершенно новое и одновременно как будто знакомое ощущение. Рем уже стоял ко мне спиной, собираясь покинуть комнату, но почувствовав это одновременно со мной, замер. Медленно обернулся ко мне, шокированно распахнув глаза:

— Это, это…? Что? Та-а-м?

Рем упал на колени около кровати. Замер…Я лежала совершенно неподвижно, надеясь, что это придет снова. И оно пришло: на этот раз целая серия легких быстрых толчков, напомнивших мне почему-то лопанье пузырьков газа.

— Привет маленький монстрик, — тихо сказала я и снова ощутила под рукой легкое трепетание крыльев бабочки.

Мой муж совершенно забыл, что он куда-то собирался, от восторга, шока и счастья он совершенно потерялся, не справляясь с потоком эмоций, обрушившихся на него и на меня. Мы что-то шептали друг другу, я плакала, Рем держал в ладонях мое лицо и целовал, и целовал…

— Я тебе поклоняюсь, любовь моя! — Наконец смог он сформулировать свои эмоции. Его глаза сияли восторгом и любовью и на какое-то мгновение страх перед будущим и все кошмары прошлого улетучились. Остались мы — счастливые родители…Мы, забыв обо всем еще долго сидели, обнявшись. В этом первом движении нашего ребенка было нечто очень личное, только наше, интимное, словно некий секрет, который мы должны были разделить со своим ребенком, знак, который он подал нам, объявляя о своем существовании. Это знание, эта тайна связывали нас, как общая кровь, бежавшая по нашим жилам…

Я знаю как сильно он переживает за мое самочувствие, мы не говорим об этом, но иногда Рем не справляется с барьерами и его тревога прорывает его железный контроль. Несколько дней назад я слышала его беседу с Ричардом о моем состоянии:

— Последнее, что ей сейчас нужно, чтобы я сломался прямо перед ней, или еще хуже, начал орать, потому что напуган до смерти и не понимаю что делаю. — Помолчал, — Насколько все плохо?

В ответ глухой шепот целителя. Я знаю, что Ричард говорит — слаба, плохо набирает вес, постельный режим…

— Разговоры об этой беременности постоянно напоминают мне о том, что если я потеряю ее, я сдохну. Только это успокаивает меня. Я чувствую себя таким чертовски беспомощным…

Мне не надо видеть его, чтобы знать, что тень тревоги омрачает каждую черточку его лица, в глазах плескается отчаяние…

— Не показывай Мире своего беспокойства. Это важнее всего. Ей категорически нельзя расстраиваться и волноваться. Сможешь?

— Да, — сказал он.