Любовь и оружие. Венецианская маска.

Виллетард собирался отправиться в Клагенфурт по вызову Бонапарта. Марк-Антуан полагал, что причиной тому послужили достигшие Бонапарта инструкции Директории, аналогичные тем, что были адресованы и Лебелю.

Кампания почти завершилась. Лальмант ожидал, что известия об окончании войны могут прибыть с часу на час.

— А затем, — сказал он, — придет черед этих венецианцев. Но скандальный предлог, друг мой, по-прежнему еще подыскивается.

Марк-Антуан предпочел в этот момент повести себя подобно истинному Лебелю.

— В чем необходимость быть до отвратительного привередливым? Предлог заключается уже в самом гостеприимстве, оказанном Венецией бывшему графу де Прованс. Я доказал это, когда потребовал его изгнания. Теперь я бы вновь выставил этот счет, если бы это зависело от меня.

— Сие от вас не зависит, — ехидно вставил Виллетард. — Как вы знаете, Директорам требуется нечто большее.

— Как знаете и вы сами, Виллетард, — прозвучал ответ с резкостью, призванной напомнить посланцу Бонапарта, что его еще не простили за вмешательство, которое едва не стоило мнимому Лебелю жизни. — Чего вы достигли за то время, пока я был недееспособен? Вам представился удобный случай совершить некоторые из замечательных дел, обещанных вами, когда вы только приехали в Венецию. Что мы получили взамен? — Марк-Антуан посмотрел на него более чем прохладно. — По-видимому, вы стали замечать, что критиковать проще, чем действовать!

— Ах, вот что! Боже всемогущий! В моих инструкциях не было указано, чтобы я действовал в качестве агента-провокатора!

Взгляд Марка-Антуана стал столь тяжелым и непримиримым, что самонадеянность Виллетарда спасовала перед ним и презрительная ухмылка растаяла на его губах.

— Должен ли я сообщить эту речь Директорам? Должен ли я рассказать им, каким именно образом вы определяете границы исполняемых вами указаний, которые вы получили персонально? Тогда они могут напомнить вам, что в ваших инструкциях — делать все, что может оказаться необходимым для блага Франции.

Однако за все это время не заслуживают ни малейшего внимания ваши успехи в практических провокационных действиях…

Виллетард был почти напуган. Он страстно вступил в спор:

— Я никогда этого не говорил! Будьте мне свидетелем, Лальмант, в том, что я этого не говорил!

Марк-Антуан оставался непреклонен:

— И то, что ваши успехи не заслуживают внимания, является главной причиной того, что я вынужден отправиться, чтобы разобраться, что я смогу предпринять сам.

Глава XXXII. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ИНКВИЗИТОРЫ

Марк-Антуан высадился у моста Риальто. Он послал Филибера в гостиницу «Шпаги» известить хозяина гостиницы Баттиста, что вскоре придет и он сам.

Его естественным желанием было сразу же отправиться в дом на Сан-Даниэле, но колебания удерживали его. Он отчаялся найти предлог для визита. Ему, как он полагал, оставалось лишь попрощаться с семьей графа и уехать, пока он еще мог это сделать, из этой обреченной столицы, где всякая его попытка терпела неудачу.

Марк-Антуан принадлежал к числу тех, кому легче думается в движении, и поэтому, несмотря на утомительную слабость после длительного заключения, он решил выйти у Риальто и прогуляться до собора Сан-Марко, где рассчитывал вновь взять гондолу и завершить поездку. Марк-Антуан надеялся, что за то время, пока он доберется до Пьяцца, он сможет решить занимавшую его проблему.

Все еще тяжело опираясь на трость, он направился через торговые ряды, где все бурлило и суетилось, где торговцы расхваливали свои товары, разложенные на узких улочках, и толпились приценивающиеся покупатели. Вряд ли все они были менее шумными, чем обычно, поддавшись общему веселью и хорошему настроению под этим чистым весенним небом. Несмотря на свою слабость, он уже чувствовал себя лучше. Его элегантная фигура привлекала взгляды. Но к тому времени, когда он добрался до Пьяцца, усталость все-таки дала о себе знать и его лоб увлажнился под треугольной шляпой.

В этот час огромная площадь была наиболее многолюдной, однако сейчас толпа бездельников казалась ему не только более плотной, чем обычно, но и гораздо менее радостной, чем он привык ее видеть.

Шеренга словенских солдат охраняла подступы к Дворцу Дожей.

Уже прошли одна-две демонстрации против правительства, и во дворце страшились возгорания того материала, который вместо привычной покорности теперь подавал признаки своего превращения в чрезвычайно легковоспламеняющийся.

Офицеры различных полков, расквартированных около города, на которых красовались голубые с золотом кокарды Венеции, составляли заметную часть гуляющих. Они смешивались с праздничными группками мужчин и женщин, привлеченных на открытый воздух ранним мягким теплом погоды и стремлением узнать новости, которых здесь был целый базар. Это была толпа, протрезвевшая из-за тревожной неопределенности.