Любовь и оружие. Венецианская маска.

— Ты всё понял правильно. Если сможешь, докажи свою невиновность, и я признаю, что погорячился.

— Предположим, что заговор раскрыт, хотя доказательства этого едва ли кажутся убедительными гражданам Баббьяно. Человек, уже отошедший в мир иной, сообщил вашему высочеству о существовании такого заговора, но это не основание для того, чтобы выставить над городскими воротами головы четырёх верных сынов Баббьяно… если в распоряжении вашего высочества не имеется более серьёзных доказательств их вины, ещё не известных нам.

От этих слов по телу Джан-Марии пробежала дрожь. Он вспомнил, что говорил Франческо при их последней встрече по этому же поводу, вспомнил, как встретили его сегодня на улицах Баббьяно.

— Но мы удовлетворимся тем, что знаем, — продолжал Франческо. — Действия вашего высочества можно трактовать только так и не иначе. Мы примем на веру, что такой заговор существовал, но вот моё участие в нём, стремление занять ваше место… нужно ли мне доказывать беспочвенность такого обвинения?

— Необходимо, клянусь Богом! Доказывай, если хочешь спасти свою голову!

Граф стоял в свободной позе, заложив руки за спину, и улыбался, глядя на хмурую физиономию Джан-Марии.

— Воистину удивительно вершите вы суд, кузен, — пробормотал он с большим облегчением. — Странная же у вас справедливость. Вы силой привели меня сюда, а теперь сидите передо мной, говоря: «Докажи, что не участвовал в заговоре против меня, а не то палач отрубит тебе голову!» Клянусь небом, Соломон по сравнению с вами жалкий дилетант.

— Докажи! — словно капризный ребёнок, воскликнул Джан-Мария. — Докажи, докажи, докажи!

— Разве мои слова — не достаточное доказательство? — в голосе Франческо слышалось удивление.

Герцог нетерпеливо взмахнул руками.

— Мессер Альвари, — прорычал он. — Пора вам позвать стражу.

— Подождите! — остановил его граф. Он уже не улыбался, наоборот, гневно смотрел на Джан-Марию. — Я повторю вам мои слова. Вы притащили меня в этот зал силой и, сидя на троне Баббьяно, говорите: «Докажи, что не участвовал в заговоре против меня, если хочешь спасти свою голову», — он на мгновение остановился, заметив удивлённые взгляды тех, кто слушал его. — Похоже, вы чего-то не понимаете. Разве наше близкое родство — не доказательство полной абсурдности вашего обвинения? — Франческо рассмеялся, взгляд его, обращённый к герцогу, был полон презрения. — Если вам ещё нужны разъяснения, Джан-Мария, я вам скажу, что, будь у меня хоть малейшее желание заполучить ваш трон, я бы не стоял сейчас здесь, защищая себя от дурацких обвинений. Неужели вы в этом ещё сомневаетесь? Или урок, полученный вами сегодня на улицах Баббьяно, не пошёл впрок? Вы не слышали, как народ прославлял меня и клял вас? Однако, — с печалью продолжил он, — вы говорите мне, что я плёл против вас заговор. Да чтобы получить трон Баббьяно, мне достаточно развернуть знамя с моим гербом на улице вашей столицы, и через час Джан-Мария уже не будет герцогом. Так я доказал вам свою невиновность, ваше величество? — закончил он. — Вы убедились, что мне нет нужды участвовать в заговорах?

Но герцог не нашёлся с ответом. Безмолвно сидел он, а советники и монна Катерина не отрывали глаз от молодого графа, страшась за его судьбу, ибо никто ещё не решался сказать такое в глаза Джан-Марии. Внезапно тот закрыл лицо руками, а когда опустил их, оно разительно изменилось, словно за эти несколько секунд раздумий герцог постарел на добрый десяток лет.

— Стражу, — прохрипел он, обращаясь к Санти, стоявшему ближе всех, и тот направился к двери.

Никто не решался нарушить тишину, и все по-прежнему молчали, когда капитан и два швейцарца подошли к возвышению.

Джан-Мария указал на пленника.

— Уведите его, — перекошенное его лицо посерело. — Уведите его и ожидайте в приёмной моего приказа.

— Если мы прощаемся навсегда, кузен, могу я надеяться, что вы пришлёте ко мне священника? — только и спросил Франческо, — Всё-таки всю жизнь я прожил добрым христианином.

Ответом был злобный взгляд, брошенный Джан-Марией на Мартина Армштадта. Тот коснулся руки Франческо. Ещё мгновение граф стоял, переводя взгляд с герцога на солдат, затем пожал плечами, повернулся и с высоко поднятой головой направился к двери.

Долго молчали они после его ухода. Затем тишину разорвал презрительный смех Катерины Колонны.

— Как самоуверенно обещал ты нам, что станешь львом. На деле же мы услышали не львиный рык, а крик осла.

Глава XI. СТРАНСТВУЮЩИЕ РЫЦАРИ

Ядовитая насмешка матери словно сорвала Джан-Марию с трона. Он спустился с возвышения, подошёл к ней, дрожа от гнева.

— Крик осла? — пробормотал он, остановившись перед монной Катериной, и рассмеялся. — Это как посмотреть, мадонна! Потерпите ещё немного, и мы узнаем, кто из нас прав, — он повернулся к придворным. — Вы слышали его, господа? Как, по-вашему, я должен поступить с этим предателем?

Напрасно ожидал он ответа. Их молчание ещё более рассердило его.

— Значит, вам нечего мне посоветовать? — вопросил он.