Любовь и пепел

— Я надеялась, что ты передумаешь, — сказала она. — Но думай об этом как о лекарстве и полностью посвяти себя книге.

С таким же успехом она могла просто сказать: «Пожалуйста, выясни, кто ты. И побыстрее».

Я покинула Америку в июне тысяча девятьсот тридцать шестого года, направившись сначала в Англию, а затем во Францию. Обе страны словно уменьшились и выцвели с тех пор, как я последний раз была в Европе двумя годами ранее. От повальной безработицы росло напряжение. Из-за забастовок рабочих закрыли въезд в Париж, поэтому я поехала в Германию, планируя всерьез заняться исследованиями. Вот так я оказалась в Штутгарте, где, стоя перед Библиотекой современной истории, наблюдала, как маршируют нацистские солдаты, наводя ужас на прохожих и заставляя город съежиться, словно под страшным заклятием.

Влияние Гитлера постепенно росло, но вдали от моей жизни. Теперь же я наблюдала за всем с новой точки Вспыхивали конфликты и мятежи. Пугающее количество европейских стран — Греция, Португалия, Венгрия, Литва и Польша — находились под управлением военных или гнетом диктатуры. Испания была единственным местом, где старались дать отпор. Демократическое правительство пыталось установить новые порядки. Но Франко нанес удар.

Помню, читая в нацистских газетах о перевороте, я не удивилась. Первые признаки катастрофы появились давно, и с тех пор они только усиливались. Хотя от этого все эти события не становились менее ужасными. Я вернулась в Париж, надеясь спрятаться и сосредоточиться на книге, но это оказалось сродни попытке поймать собственную тень. Забастовки все еще продолжались, половина ресторанов были закрыты. В районе Парк дэ Прэнс вспыхнули беспорядки, французские коммунисты заявили о себе — и фашисты отступили. Теперь вся Франция казалась мне уязвимой. Пугающе близко подобралась она к пасти дракона.

И я снова сбежала. Домой я приехала сразу после выхода «Бедствия, которое я видела». Книга не только продавалась, но и получала множество блестящих отзывов. Для меня это стало неожиданностью, и я с трудом верила в успех. «Бостон ивнингтрэнскрипт» назвал мою работу «бесстрашной». Газета «Нью-Йорк геральд трибьюн» опубликовала большую рецензию с моей фотографией, в которой говорилось о книге в восторженном тоне. Льюис Гэннетт в своей книжной колонке назвал мои истории «жгучей поэзией» и выразил уверенность, что книга станет одной из его любимых в этом году.

Мне хотелось ущипнуть себя. После провала первого романа было так приятно, что ко мне как к писательнице отнеслись серьезно. Это можно было сравнить с долгожданным ярким солнцем, наконец-то пробившимся сквозь черные, грозовые тучи. И все же что-то было не так. Я раз за разом перечитывала рецензии и не понимала, чего же мне не хватает. Снова вернулась к газетам. Посмотрела последние опубликованные статьи в «Сент-Луис пост диспэтч», «Таймс» и «Чикаго трибьюн». Все больше и больше газет отправляли корреспондентов в Европу, количество ежедневных репортажей росло, все думали только о происходящем в Испании.

— Как такое возможно? — спросила я Альфреда и маму, размахивая последней статьей, словно жутким флагом. После шестидесяти восьми дней осады Алькасара мятежники Франко прорвались в крепость четырнадцатого века и захватили Толедо, убив сотни заложников и республиканских солдат. В других частях Испании, по мере того как националистические силы набирали обороты, происходили ежедневные казни и расстрелы.

— Это просто ужасно, — сказала мама. — О чем же думает Рузвельт!

— Он думает, как переизбраться, — ответил Альфред. — Держу пари, он не поможет, даже игрушечных пистолетиков не отправит.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — сказала я. — Что, если это будет похоже на Балканские войны? Все только это и предсказывают, война может начаться в любой момент, но, похоже, никто не собирается вмешиваться.

К осени беспокойство еще больше выросло, число погибших постоянно увеличивалось, о чем сообщали все крупные газеты. Националисты двинулись в Валенсию, а в начале ноября — в Мадрид, атакуя его с севера и юго-запада, в то время как сотни тысяч республиканских беженцев устремились в город с востока Начались ежедневные обстрелы, и немецкие бомбардировщики взяли под прицел центральную площадь города.

«Я уничтожу Мадрид», — заявил Франко всему миру. Но в город, маршируя по Гран-Виа под торжествующие крики мадридцев, начали прибывать первые Интернациональные бригады. Все гадали, смогут ли они отбить Мадрид и остановить Франко, или, наоборот, Франко одержит еще одну сокрушительную победу. Все, что нам оставалось, это ждать и наблюдать за ходом событий.

Глава 5