Любовь и пепел

Хотя Китай и Япония десятилетиями боролись за ресурсы, в тысяча девятьсот тридцать седьмом году началась полномасштабная война. Японцы оккупировали почти две трети территории Китайской республики, включая побережье. Единственным способом доставить припасы в страну была Бирманская дорога, протянувшаяся на семьсот семнадцать миль по неровной горной местности и связывающая Куньмин с Лашио, Бирмой и дальше с Рангуном. Британия помогала китайцам с самого начала конфликта и защищала свою колонию, но в последнее время в дело вмешался и Рузвельт. Защита Китая была способом обеспечить Америке важного союзника, после того как Япония присоединилась к странам «оси». Никому не хотелось верить, что Япония может открыто напасть на нас, но было наивно полагать, что такого не произойдет. Бирманская дорога была историей — важной историей — и я хотела стать той, кто ее расскажет.

Когда я вернулась в номер, Эрнест просматривал большую стопку журналов в поисках новых рецензий, а Бамби жадно поглощал обед, которого хватило бы на шестерых. Время было неподходящее, но я подумала, что присутствие Бама сможет ослабить напряжение, если разговор пойдет наперекосяк. Так оно и вышло.

— Китай?! — рявкнул Эрнест. — Тебя тянет на лишения и трудности, как мух на липучку?!

— Прекрати. Это очень заманчивое задание. На Дальнем Востоке сейчас столько всего происходит, и я всегда, всегда мечтала там побывать. С самого детства. Даже названия всех этих мест… Гонконг, Сингапур, Гуам. Восток. Разве тебя они не манят?

— Кто-то слишком много читал Сомерсета Моэма. — Он прищурился. — Что за медовый месяц будет в Китае?

«Медовый месяц»?

— Значит, ты согласен? — Я была удивлена.

— По-моему, это здорово, Марти, — добавил со своего места Бамби.

— У тебя получится освободиться? Я бы справилась и сама. Я до сих пор помню как.

— У меня есть подписанное обязательство, в котором говорится, что ты никогда меня больше не оставишь, если ты забыла. И есть еще один контракт: несколько слов, сказанных в Шайенне. Похоже, это единственный способ проводить время со своей женой.

— Конечно я не забыла. — Я подошла и обвила руками его шею, тронутая тем, что он скорее уступит, чем будет драться, и последует за мной, когда почти всегда бывало наоборот. — Спасибо, Зайчик. Будет здорово, если мы поедем вместе.

На тон неделе, не успели еще высохнуть чернила на моих бумагах, присланных «Колльерс», Эрнест связался со знакомым редактором из «ПМ» и заключил с ним контракт на написание серии статей о «настоящем Китае».

Я знала, что все пройдет лучше, если у него тоже будет работа, но я с удовольствием представляла, что на этот раз он будет подчиняться требованиям моего графика, путешествуя как мой муж, моя свита, моя группа поддержки. На самом деле я должна была подумать о том, что если я собралась получить собственное впечатление о «настоящем Китае», мне придется соревноваться с ним — плечом к плечу, карандашом к карандашу. Не будет никакого временного освобождения от хаоса, который создала его слава. Даже на другом конце света он останется все тем же великим Эрнестом Хемингуэем. И поначалу для всех я буду просто его женой и только со временем смогу заявить о себе.

Глава 53

Первым делом предстояло сделать несколько ужасных прививок от тифа. Затем, больные и измученные, мы отправились в Вашингтон, чтобы договориться о необходимых визах и получить информацию о Китае. Оттуда мы совершили долгий перелет в Лос-Анджелес. Провели два дня в Голливуде, пообедали с Гэри и Рокки Купер, прежде чем отправиться в Сан-Франциско на встречу с Ингрид Бергман. Когда Дэвид Сэлзник сказал ей, что у нас есть немного свободного времени, прежде чем мы отправимся на Дальний Восток, она провела почти всю ночь за рулем, чтобы встретиться с нами. Что за странная штука жизнь? Прямо напротив нас в ресторане на Сакраменто-стрит сидела Бергман, высокая, стройная и естественная, без малейшего намека на макияж. На ней были темные брюки, водолазка и сверху шерстяное пальто песочного цвета — обычная дорожная одежда, в которой Ингрид выглядела совсем необычно.

Мы с Эрнестом немного побаивались ее, но не потому, что она была звездой, а потому, что казалось, будто она светится. Это был обычный свет — просто в ней его было больше, чем в ком-либо еще.

— Ваша книга такая романтичная, — сказала она Эрнесту. — Не могу передать, как сильно она меня тронула.

— Вам придется коротко подстричь волосы. Наверное, будет их безумно жалко?

— Нисколько. Это очень важно для истории Марии. Кто же откажется от этого из-за тщеславия?

— Я очень рад, что вы так считаете. Не думал, что решитесь показать нам ваши уши.

— Эрнест! — воскликнула я, ужаснувшись его прямоте.

Но она лишь улыбнулась и, сделав ему одолжение, подняла свои каштановые волосы и повертела головой из стороны в сторону. Конечно, уши были идеальные.

— Я думаю, это замечательно, что вы не поддались Голливуду и не изменили вашим принципам, — сказала я ей.