Любовь и прочие проклятья

Но и гоблинская кровь, как оказалось, не водица. Изменения начались аккурат в переходном возрасте. Вспышки гнева, истерики… да кто не проходил этой эмоциональной встряски в пубертате? У кого-то гормоны шалят, настроение скачет, прыщи на пол-лица, а у меня позеленели волосы. Вот так резко, внезапно, когда во время одной из ссор с родителями я в сердцах топнула ногой, золотистые кудряшки, встав дыбом, зазеленели аки весенняя листва. И глаза, предатели такие, полыхнули гоблинской зеленью.

Потом я, конечно, успокоилась. Причёска вернулась к исходному состоянию, а глаза – к природному цвету, но определённый звоночек даже не прозвенел, прогремел набатом, перепугав всех родственников до седьмой воды на киселе. Это ж что за чудо-юдо такое, фея-гоблин?

Затем были бесконечные походы по врачам, гадалкам, практикующим ведунам и шаманам. Во мне искали бесов, проклятия и смертельные заболевания, на первых порах приводящие к позеленению кожи и волос. Поначалу я сдерживалась, спокойно высиживая и вылёживая на приёмах и медитациях, но терпение мое оказалось не бесконечным. Распиаренный психолог, высокомерно назвавшая моё состояние психосоматическим, посоветовала поменьше смотреть ужастики и перестать менять облик, пугая родных. И вот там-то, на мягкой кушетке в маленьком кабинете, я позеленела от злости уже вполне осознанно, со знанием дела. Сверкающие зеленью глаза, волосы-иглы, клыкастый оскал… гоблины, когда их кровь веками не разбавляют люди, выглядят весьма пугающе. А я, кажется, ещё и какую-то боевую форму умудрилась принять.

В общем, прославленный психолог после этого скоропостижно ушла в бессрочный отпуск, после так и не вернувшись в профессию. А меня начали изучать вдвое интенсивнее, уже без привлечения разнообразных шарлатанов от мира магии и науки.

Выяснилось, что гоблинские гены оказались коварными. Доминантные по своей сути, как и матушкино наследие, при смешении они выдали такую необычную спираль ДНК, что светила генной инженерии за голову хватались и советовали сдать меня на опыты и не мучиться. Я на опыты сдаваться не желала, зло сверкала изумрудами глаз и прятала зелёные руки от медсестёр, алчущих моей уникальной крови. Родители, впрочем, были на моей стороне, спешно увезли от бдительного ока Совета к отцовским родственникам в Англию и спрятали в закрытой частной школе.

Увы, прижиться среди британской публики мне не удалось. Даже чопорным англичанам зеленеющая от эмоций фея показалась чрезмерно экзотичной, хотя пару лет я умудрилась проучиться почти спокойно, до первой своей влюблённости.

Его звали Чарльз, как принца. И внешне он казался каким-нибудь сказочным героем – синеглазый брюнет с обаятельной улыбкой, на котором даже нелепая школьная форма в косую клеточку сидела просто великолепно. Мы гуляли по цветущему саду, беседуя о всякой ерунде. Он держал меня за руку, чуть поглаживая ладонь кончиками пальцев, и я чувствовала себя самой счастливой на свете.

А потом он меня поцеловал. Нежно, почти робко, невесомо приобняв за талию, но сердце бешено заколотилось в груди, а в животе закружились пресловутые бабочки. Губы у Чарльза оказались тёплые и мягкие, дыхание отдавало мятной свежестью, так что целоваться с ним мне определённо понравилось, хотя сравнивать было не с кем. Казалось даже, что за спиной распахнулись крылья, а кожу закололо иголочками удовольствия.

Время растянулось. Застыло, окружив нас коконом, защищающим от всего вокруг – от любопытных взглядов сокурсников и возможного неодобрения преподавателей. И не было никаких звуков, даже пение птиц стихло, только суматошно стучало влюблённое девичье сердечко, познавшее новое и такое сильное чувство.

Оторвавшись от моих припухших губ, Чарльз сперва улыбнулся, но улыбка внезапно завяла, глаза изумлённо расширились, а аристократически светлая кожа приобрела совсем не аристократическую синеватую бледность в малиновую крапинку. Заковыристо ругнувшись на языке Шекспира, он отшатнулся от меня, как от прокажённой, и рванул прочь по тропинке, петлявшей среди цветущих каштанов, истошно визжа что-то про жутких русских ведьм и чьих-то матерей.

Первую секунду я оторопело стояла на месте, не понимая, что это сейчас произошло. Почему мой принц, сверкая пятками, умчался в закат сразу после первого поцелуя? Хотела махнуть рукой, крикнуть хоть что-то вслед, чтобы задержать, но обратила внимание на свою руку. Нежно-зелёную, в тон ровного газона под ногами. Зато сразу понятно, почему Чарльз трусливо сбежал от своей прекрасной феи. Потому что красавица теперь наглядно иллюстрировала историю о принцессе-лягушке, по крайней мере своим колером. И ведь случилось всё совсем как в сказке. Только в оригинале лягушка от поцелуя превратилась в человека, а у меня вышло с точностью да наоборот.