Любовь и Рим (По воле рока)

— Я так переживаю за его судьбу, — говорила Тарсия, глядя на старшего из двух своих приемных сыновей. — Он окончил начальную школу и что дальше? Он уже теперь пытается слагать стихи, а по успехам в чтении и письме далеко обогнал своих сверстников. У него нет такого отца, который мог бы обучить его какому-нибудь ремеслу, и я не хочу, чтобы он пополнил число клиентов, живущих подачками с господского стола.

— Он должен продолжить обучение в грамматической, а после — в риторской школе, — уверенно произнесла Ливия. — Все расходы я возьму на себя.

— Дело не только в деньгах, — вздохнула Тарсия. — У него нет имени, которое позволило бы ему учиться в такой школе. Сын вольноотпущенницы и легионера среди сыновей богатых и знатных людей — это невозможно!

— Подожди, — помолчав, сказала Ливия, — придет время, мы что-нибудь придумаем.

— В каком-то смысле я больше спокойна за Элия, — промолвила Тарсия, глядя на сидящего рядом мальчика. Он был наказан за то, что подрался с сыном одной из рабынь Ливии.

С яркими, как летнее небо, озорными глазами, светлыми вихрами и обиженно оттопыренной нижней губой, он казался таким смешным оттого, что постоянно подпрыгивал и дергался в разные стороны, готовый сорваться с места.

— Да, этот не пропадет! — улыбнулась Ливия, потом спросила: — От Элиара есть вести?

— Пока нет. Мы так редко видимся, что, боюсь, он совсем меня забудет.

— Полагаешь, у него есть другая женщина? — осторожно спросила Ливия.

Гречанка усмехнулась:

— Скорее, другие. Как ты думаешь, госпожа, если мы видимся раз в несколько месяцев? А за армией следует толпа таких женщин, как… как настоящая мать Элия!

— И как ты к этому относишься? Тарсия пожала плечами.

— Что я могу поделать! — И прибавила, показав на сидящего рядом мальчика: — Лишь бы он больше не приносил мне вот таких сорванцов!

Женщины невольно засмеялись.

— Я беременна, — вдруг сказала Ливия.

Тарсия внимательно посмотрела на свою госпожу: лицо Ливий в ореоле тщательно уложенных локонов выглядело осунувшимся и бледным, но в широко распахнутых глазах застыло выражение неожиданной страстной силы.

— Луций очень хочет сына.

— Значит… все хорошо?

— Но я жду ребенка не от него. Во всяком случае, мне так кажется.

Тарсия замерла. Потом, встрепенувшись, подтолкнула Элия: «Иди, играй!» Мальчишка вскочил с места и мгновенно унесся прочь — листья вихрем взметались по дорожке из-под его быстрых ног.

— Я не сказала бы тебе об этом, — медленно проговорила Ливия, глядя на носки своих башмаков, — если б ты не была свидетельницей всех моих метаний. Я встретилась с ним на пути к Акрополю; мы отправились на берег моря — там все и произошло. — Она помолчала. — Знаешь, Тарсия, он изменился. Раньше, когда я говорила с ним, мне иногда казалось, будто я вхожу в комнату, дверь которой закрыта для всех. А на этот раз…

— Он не впустил тебя туда? — выдержав паузу, спросила Тарсия.

— Впустил, — чтобы показать, что там все стало другим. Он всегда глядел куда-то вдаль, словно рассматривал что-то, доступное ему одному. Теперь он притворялся, что смотрит только на меня, но все равно меня он… не видел. Но и чего-то другого — тоже. Он пытается жить настоящим, обыденностью. Получится ли у него, не знаю. Прежде не получалось.

Тарсия сидела, не шелохнувшись. В воздухе медленно, словно на тоненьких ниточках, кружились осенние листья. Ливия усмехнулась:

— Я говорю загадками, да? Отвечу проще. Тогда я была так ошеломлена нашей встречей, что просто не могла думать о том, какие слова он произносит. А теперь вспоминаю и… не могу его понять. Он преподает в риторской школе — этим всегда занимались вольноотпущенники, но никак не римские патриции! При этом утверждает, что доволен, почти счастлив. И еще он женился — на рабыне-гречанке.

— На рабыне?!

— Да, она была его рабыней, он дал ей свободу. Она наверняка молода и красива, но в остальном… Кем она может быть для него? Служанкой, да еще женщиной для постели. Да он и говорил о ней, как о рабыне. В общем, несмотря на слова любви, которые он произнес не раз и не два, его сердце было спрятано за всеми мыслимыми и немыслимыми оболочками, — что там сейчас скрывается, я так и не сумела понять. Он стал совсем иным или лгал, мне… да и себе тоже.

— Что ты намерена делать, госпожа?

Глаза Ливий потемнели, а губы слегка искривились. Она небрежно бросила в пустоту и серость дня:

— Мне надоело притворяться. Луций не подозревает о моей встрече с Гаем Эмилием, не знает даже о том, что Гай жив. А мне так и хочется швырнуть правду ему в лицо!

Тарсия мягко прикоснулась к холодной руке Ливий своей мягкой и теплой ладонью:

— Нет! Подумай о ребенке! Мужчины не прощают таких вещей! Он не примет малыша, и тебе придется уйти из дома. А Асконию оставит у себя и запретит тебе видеться с нею.

— Да, ты права! — в голосе Ливий зазвучали жесткие нотки. — Он ничего не узнает. Луций отнял у Гая все, потому будет вполне справедливо, если сын Гая в конце концов получит то, чем мы владеем!

— Но может родиться девочка.

— Тогда за третьим ребенком я тоже съезжу в Грецию.