Любовь и шпионаж

Похоже, я получил дар видеть в темноте. И все-таки, когда прикоснулся к этому неподвижно лежащему телу, я вздрогнул, как от удара электрическим током. Мои пальцы, ощупавшие руку, горло и обращенное кверху холодное лицо, стали такими же мокрыми, как и мои ботинки.

Мне стыдно признаться, что моей первой мыслью, когда я сделал это чудовищное открытие, было – бежать отсюда, отказавшись от всего задуманного. Ведь это дело касалось не столько меня, сколько других, а лично для меня оно могло повлечь крайне опасные последствия. Разве не мог бы я сейчас спуститься вниз, пройти мимо спящего консьержа, и никто никогда не узнал бы, что я находился в этой страшной камере смерти?..

Но эти мысли тут же исчезли. Что бы ни случилось, я должен оставаться здесь, пока не найду Договор или не удостоверюсь, что его здесь нет. Я не имею права позорно бежать!

Если здесь есть спички, то все в порядке, а если нет – придется куда-нибудь сходить за ними и снова вернуться. Это была трудная, жестокая, но неумолимая задача!

Я достал свою последнюю спичку и подумал: что, если она сразу погаснет или же вообще не загорится? В ней сейчас вся моя надежда!

Я чиркнул ею о коробку – она зажглась. И в первую очередь я увидел камин – он находился совсем не там, где я предполагал в темноте. Я подошел к нему и – о счастье! – на каминной полке, среди пустых бутылок и массы окурков обнаружил несколько рассыпанных спичек. К этому времени моя последняя спичка обожгла мне пальцы и погасла.

Спичечной коробки я не нашел, но она и не была нужна: я мог зажигать спички о свой коробок. Счастье не покинуло меня и дальше: на краю стола, заваленного всяким хламом, я увидел небольшой оплывший огарок свечи, сиротливо торчащий в застывшей лужице стеарина.

Я зажег его, и когда пламя разгорелось, огляделся вокруг.

Освещение было, конечно, не ахти какое, но все же достаточное, чтобы провести в комнате поверхностный обыск.

Первым делом я посмотрел на лежавшее на полу тело убитого. Это был альбинос, я сразу узнал его, хотя лицо его было залито кровью, а руки скрючены, и одна рука подвернута за спину.

В комнате царил ужасающий беспорядок. Все было разбросано и перевернуто вверх дном: кто-то до меня уже проводил обыск!

Стеклянная керосиновая лампа, очевидно, стоявшая на столе, была во время драки сброшена на пол и разбита, а керосин вытек и образовал большую лужу, которая кое-где смешалась с лужами крови. Стулья были опрокинуты, разбитая грязная тарелка и стакан вместе с подносом валялись на полу возле коврика.

Но это еще было не все. Отчаянная борьба за жизнь оставила следы повсюду: на полу были разбросаны газеты и оберточная бумага, ящики маленькой тумбочки были выдвинуты, а их содержимое выброшено и растоптано, дверцы гардероба раскрыты настежь, несколько жалких костюмов сорваны с вешалки, их карманы выворочены наизнанку или порваны в клочья. С узенькой койки были сдернуты простыня и одеяло, а матрас изрезан на куски и выпотрошен. Комната выглядела так, словно через нее пронесся ураган, разметавший все вокруг.

Я пересилил себя и еще раз подошел к мертвому телу. Убийцы и его не оставили в покое: окровавленный пиджак был расстегнут, карманы вывернуты, как и у всей одежды в гардеробе, – видимо, искали что-то, искали с безумной поспешностью и безжалостной решимостью…

Осторожность, предусмотрительность не помогли несчастному. Убийцы настигли его. Я представил себе, с каким облегчением приехал он в этот дом, веря, что перехитрил врагов. Мое воображение рисовало мне его испуг и разочарование, когда он не застал здесь своего дружка Буше, к которому стремился, который мог бы выручить его в трудный момент. Конечно, швейцар, знавший альбиноса в лицо, беспрепятственно пропустил его в комнату Буше, где бедняга рассчитывал найти защиту от преследователей – хотя бы замком и дверной задвижкой (и то, и другое было взломано). Мысленно я видел, как он, мучимый голодом, обшаривал комнату в поисках еды и сел за ужин, который внезапно был прерван…

Какой ужас охватил его, когда он услышал крадущиеся шаги по коридору, когда стали ломать дверной замок и наконец открыли дверь, а он от страха не мог даже крикнуть, позвать на помощь… Я догадывался, что он все же хотел это сделать, потому что успел подбежать к окну и распахнуть его, но безжалостные руки схватили его сзади за горло. Мне слышалось, как отчаянно уверял он бандитов, что у него нет бриллиантов, что он сам был обкраден в дороге, что он вовсе не собирался обмануть товарищей, что он объяснит им все-все… если только ему дадут время…

Но ему не дали.

Они наказали его за похищенные бриллианты тем, что похитили его жизнь. За предательство заставили заплатить самый высокий штраф.

Однако в тусклом свете догорающей свечи искаженное, запачканное кровью лицо мертвеца сохраняло плутоватое выражение, словно он в конце концов все же перехитрил их.