Любовь и шпионаж

…Напротив нас, на своем узеньком, тесном сиденье, Марианна беспокойно заворочалась. До сих пор наш разговор был тихим, она не понимала из него ни слова и сидела не двигаясь. Она очень благоразумна, моя Марианна, и любит меня больше, чем кого бы то ни было, а теперь вдруг увидела и услышала, что этот незнакомый ей мужчина довел меня чуть ли не до истерики! Я думаю, она была готова расцарапать ногтями ему лицо. Скажи я ей одно лишь слово, она наверняка бы тут же набросилась на Орловского. Я догадывалась об этом по ее беспокойным движениям и вопросительным взглядам, однако была уверена в ее выдержке. Впрочем, я забыла о ней, когда Орловский начал отвечать на мой вопрос:

– Да, я сказал дю Лорье, это правда. Но откуда я мог знать, что вы сами не предупредили его об этом? А? Разве не рискованно было с вашей стороны окружить нашу поездку тайной?

– Он не мог поверить вам! – в отчаянии сказала я.

– Честно говоря, он сперва не поверил. Только тогда я понял, что вы не сказали ему о нашем предстоящем свидании, но отступать было поздно, я уже не мог исправить свою оплошность и решил доказать, что не лгу. Я предложил ему, если он мне не верит, стать где-нибудь в тени, откуда он мог бы наблюдать, как мы с вами беседуем у театрального подъезда…

– О, это прекрасно! – прервала я. – Значит, он видел, что я не поехала вместе с вами в коляске!

– Вы очень быстры в своих умозаключениях, Максина. Так обычно поступают менее умные женщины, но вы ведь не глупы, а? Я заранее предусмотрел, что вы не впустите меня сразу в свою коляску, и потому, как только вы назначили мне место встречи и отъехали, я тут же сообщил об этом виконту.

– Да, вы действительно все предусмотрели, кроме одного. Рауль дю Лорье никогда не унизится до того, чтобы шпионить за мной!

– Боже, как вы строги к шпионам! – насмешливо промолвил он. – И как мало знаете мужскую натуру, если не понимаете, что от ревности мужчина – особенно француз – может потерять голову и натворить дел, на которые был бы не способен в нормальном состоянии.

Этот аргумент заставил меня умолкнуть. Я знала – да Рауль и не отрицал, – что ревность может превратить его в демона. Только сегодня он заявил мне, что он – «ревнивое животное», а когда я спросила, как он поступит, если я обману его, – ответил, что убьет и меня, и себя. При этом кровь прилила к его лицу, а потом схлынула, сделав его смертельно бледным. Вспышка молнии сверкнула в его глазах, дорогих мне глазах, которые умели быть такими ласковыми и любящими.

Действительно, в жестоком припадке ревности он мог совершить что-либо необдуманное, чего, конечно, не сделал бы, когда его мягкая, поэтическая натура брала верх.

– Мосье дю Лорье заявил, что вызовет меня на дуэль, если я солгал, – продолжал Орловский, улыбаясь. – И добавил, что тотчас возьмет кэб и помчится на улицу Богарнэ – убедиться, прав я или нет. Держу пари, что он поспел туда вовремя и видел своими глазами, как вы подсадили меня в свою коляску.

– Вы испугались дуэли и потому выдали меня? – запинаясь, пробормотала я с горьким упреком.

– Видите ли, я слыхал, что виконт дю Лорье отличный стрелок, и лишь немногие фехтовальщики в Париже могут сравняться с ним в рапире и шпаге.

– Вы просто трус! – вырвалось у меня.

– Вечно вы недооцениваете меня, Максина. За вас я готов драться любым оружием.

– Но предпочитаете не драку, а предательский удар в спину.

– Что поделаешь! Иногда для достижения цели годится и это.

– Так, кажется, рассуждают иезуиты?

– Берегитесь, мадемуазель де Рензи! – разозлился он наконец. – Ваша жизнь однажды уже висела на волоске!

Опять это напоминание! Я полагала, что мой тяжелый «провал» в Германии навсегда похоронен и забыт. Как он сумел раскопать его?..

Моим единственным ответом был приказ груму остановить коляску.

– Вон! – повелительно сказала я, и Орловский был вынужден подчиниться. Тем не менее он отнюдь не чувствовал себя побежденным и дал мне это понять. Его манеры были безукоризненно вежливы, но когда он, стоя на тротуаре и держа шляпу в руке, произнес: «О ревуар, мадемуазель!» – мне почудилось, что в этих шаблонных словах звучит все та же скрытая угроза: «Берегитесь, ваша жизнь на волоске!»

…Мой разговор с Орловским возле театра, моя остановка, чтобы взять его в коляску, и вторая остановка, чтобы высадить, – все это отняло довольно много времени, которого у меня и без того было в обрез, если я хотела встретить Ивора Дандеса в назначенный срок.

Было минут десять после полуночи, когда я подъехала к воротам своего дома в квартале Рю д'Олянд. Моросил слабый дождь. За высокой садовой оградой моего участка и на улице все было спокойно.