Любовь и слава

– Хорошо, хорошо, – махнул руками Элдон. – Но ведь это все равно случилось, так?

– Если вы имеете в виду, был ли я с ней в постели и предавался ли любовным утехам, я отвечу утвердительно. Я был пьян, а она сама навалилась на меня. Наверное, мне бы этого делать не стоило. Но вся моя распроклятая жизнь состоит из одних таких «не следовало бы». Я уже устал сокрушаться по каждому такому поводу. – Колтрейн еще раз глотнул виски.

– А она была… – Элдон понизил голос до шепота, – девственница?

Тревис кивнул.

– О Господи, только не это! – воскликнул Элдон, воздев руки к небу и раскачиваясь из стороны в сторону.

Тревис начал терять терпение.

– Да будьте вы прокляты, Элдон! Выкладывайте поскорее, что привело вас в такой ужас. Мне это уже начинает надоедать.

Элдон снова воздел руки.

– Ладно! Только сначала вспомните все непонятные слова, которые она вам говорила, упоминая хоунган и уанга.

Когда Тревис по памяти назвал несколько таких слов, Элдон, похоже, был на грани обморока. Речь его сделалась сбивчивой.

– Вы… вы, Колтрейн, попали в большую беду. Будь я на вашем месте, я бы как можно быстрее уносил отсюда ноги… Забудьте про комитет, про свою службу, про все. Как можно скорее уезжайте отсюда.

Тревис спокойно вытянул из кармана рубашки обрезанную с обоих концов сигару. Увидев, что она промокла, он швырнул ее в стоявшую рядом плевательницу. Тайком покосившись одним глазом на буфет Элдона, Колтрейн поднялся и, не спрашивая разрешения, взял сигару. Закурив, он проследил за струйкой дыма и повернулся к Элдону.

– Хорошо, – тихо сказал он. – Я хочу, чтобы вы мне все объяснили, Харкорт. И попрошу вас сделать это побыстрее.

Элдон глубоко вздохнул и начал взволнованно и торопливо, словно боясь, что если не выплеснет все сразу же, то вообще не скажет ничего:

– Вы нарушили ее девственность. Она вас обвинила в том, что вы отнеслись к ней как к джеунесс, любовнице. Но в то же время вы не проявляете к ней такого уважения, как к боузин – проститутке. Значит, вы ей за развлечения денег не платили?

– Не платил. – Тревис затянулся сигарой и теперь говорил, зажав ее зубами. – Она никогда не просила денег. Она лишь хотела, чтобы я ее ласкал. Я ее ублажал. На том и конец сделки.

– Нет, не конец! – обреченно покачал головой Элдон. – Это лишь начало большой беды. Она не хотела быть ни джеунесс, ни боузин. Вероятно, у нее нет семьи, а то бы ее родители потребовали, чтобы вы на ней женились по закону и называли бы ее пласе.

Когда она произносила слово хоунган, имелся в виду жрец вуду. А мамбо – это жрица вуду. По их колдовству происходят разные события. В этом их власть, их сила. Похоже, она применила уанга, особый отвар, чтобы заставить вас ее полюбить.

Брови Тревиса взвились вверх.

– Какой такой отвар?

– Особо приготовленный, с добавлением кусочков женских ногтей и волос. Я думаю так.

Тревис подавил желание сразу же прекратить этот разговор. Черт, в какую нелепую историю он попал! И Тревис решительно загасил сигару.

– Ладно, давайте дальше. Что еще сделала эта девка?

– Важно не то, что она сделала, – с широко раскрытыми глазами произнес Элдон. – Куда важнее, что она собирается с вами сделать. Она упомянула хоунси. Это имя богини. Вне сомнений, девица уже побывала у хоунгана и у мамбо своей деревни, а они собираются применить вуду, чтобы заставить вас ее полюбить, остаться здесь, на Гаити, и сделать из нее уважаемую женщину.

– Ну, не знаю, кто из вас сошел с ума – вы, Элдон, или эта Молина. Значит, так. Возможно, вы верили в волшебные сказки своего дедушки. Очень мило! Лично я не помню, чтобы у меня был дедушка, и я часто об этом жалел. Должно быть, очень приятно слушать сказки. Но только и всего! Именно сказки.

– Тогда послушайте мои сказки, – мрачно вздохнул Элдон. – Послушайте меня. И после этого, я полагаю, вы согласитесь, что сейчас для вас самое лучшее – немедленно уехать с Гаити.

Элдон стал объяснять, каким образом обряды вуду переместились из Африки на Гаити. Тревис перебил его, сказав, что ему доводилось слышать о таких обрядах в некоторых местах штата Луизиана.

Элдон кивнул и стал снова объяснять, что на первых порах рабства в Америке жрецы вуду действовали, не привлекая к себе особого внимания. Но время шло, и подобные «сомнамбулические экстазы», как их иногда называют, стали регулярно происходить в кварталах, где жили рабы. Таинственные обряды, сопровождаемые громкими звуками конических барабанов, начали привлекать внимание владельцев этих рабов. Они боялись, что рабы станут собираться вместе и восстанут против своих хозяев, и вуду запретили. Было объявлено, что любой, у кого обнаружится символ вуду, будет избит или даже повешен, чтобы было неповадно другим.

Элдон объяснил, что все эти жестокости привели к тому, что рабы цеплялись за своих богов еще сильнее, чем прежде.

– Вуду не умерло. Оно не умрет никогда.

– Пока что вы так и не сказали мне ничего настолько убедительного, чтобы я мог в это поверить.