Любовь и смерть Геночки Сайнова

В студии "Пейпер Лейс" их и не ждали.

Главный и самый гениальный фотограф – порнограф задерживался.

Дрых, небось после вчерашнего!

А рак – этот включаемый смертью таймер – тот не дрых.

Тот рос и развивался внутри Инны.

И рак этот – был временем.

Временем, которое работало не на Инну с Кириллом, а против их.

Только Инна еще не знала, что Кирилл не спит.

Что Кирилл не спит ночами.

Что он борется.

Что он борется за ее спасение. …

Инна не питала к студии никакого интереса.

Зато дядя просто искрился энтузиазмом.

И пока Инна покорно дремала в кресле, глядя одним полу-раскрытым глазом в телевизор, подвешенный в приемной под потолком, онкль Альберт, изображая веселую непренужденность, заигрывал с ассистентками гениального порнографа, который вот-вот должен был приехать.

Дядя громко восхищался декорациями и образцами лучших работ, сделанных в этой студии – обложками журналов "У-у-и", "Плейбой" и "Пентхаус", увеличенными до размеров уличных плакатов и развешенных тут и там…

– И что, мы сделаем нашу фотомодель не хуже чем эти? – спрашивал дядя, простирая руки к грудастым блондинкам, развешенным по всем четырем стенам студии.

– Боб из любой плоскодонки Мерилин Монро сделает, – коротко и лениво отвечала одна из ассистенток великого – Ну, если из любой плоскодонки Мерилин Монро, то из нашей Инночки-красавицы что же тогда получится? – не унимался онкль…

А Инна сквозь дрему грустила и думала о своем.

О том, что любому падению есть предел.

Что есть нравственный лимит в любом движении вниз…

Перейдешь за красный фронтир – пропала душа…

А пока не перешел – душа еще имеет шанс спастись.

Вот и у нее – у Инны наступил момент истины.

Снимется на обложку для миллионов – пропасть душе!

Красная черта.

Последний нравственный предел перейдет.

Но правильно говорят – коготок увяз – всей птичке пропасть!

Не надо было вообще ввязываться в этот позорный стриптиз для нравственных извращенцев, которых уже не возбуждает обыкновенная шлюха, но которых возбуждает только шлюха с налетом интеллекта и одухотворенности – в виде скрипки и Моцарта – Айне кляйне нахтмюзик…

Гениальный, он же Боб Киршбаум, притащился в студию только к двум часам пополудни.

Извинился, сославшись на пробки – де ехал из Нью Джерси, а в такое время и через мосты, сами понимаете!

Однако опухшая от пьянства и иных излишеств небритая морда гениального свидетельствовала о других, нежели пробки, причинах опоздания…

Но и с появлением гениального, до них с онклем и Инной дело дошло не сразу.

Сперва гениальный четверть часа распивал кофе.

Потом он пол-часа отсматривал снятый накануне материал и долго и нудно разговаривал с кем-то по мобильному телефону…

И только в три часа Инну начали гримировать…

Когда помощницы гениального уже принялись колдовать над Инной, специальными метелочками разметывая пудру по ее лицу, груди, шее и животу, Киршбаум тоже преобразился. Сбросив с себя груз гнетущих его менеджерских обязанностей, он наконец снова стал творцом. Уселся рядом с дядей Альбертом, закинул ноги на спинку стоящего перед ним второго стула и закурив тоненькую коричневую самокрутку, принялся рассуждать, – - В этой модели есть то редкое, что может привлечь, что может сделать эту нашу будущую обложку и этот разворот – сенсацией года…

Киршбаум глубоко затянулся и зажмурив глаза, вдохновенно продолжал, – в ней есть невинность – в ней есть то редчайшее сочетание чувственности женских форм и невинности… Неопытности. Отсутствие проституточного профессионализма во взгляде, если угодно.

Дядя Альберт угодливо заглядывал Киршбауму в глаза и поддакивал кивая.

– В вашей протеже есть то, чего нет в миллионах этих силиконовых дур, что проводят сутки и месяцы своей жизни в салонах красоты, улучшая формы бедер, совершенствуя загар, этсетера-этсетера, ву компрене? А в вашей протеже есть то, чего нет в этих надоевших мне сексапилках с прожженными просититуточными взорами, в вашей же еще сохранилась живая душа – а в тех прочих, и им число – легион легионов – живой души нет… А потребителю – ему нужно именно ту фишку, когда чувственная красота сочетается с одухотворенностью, когда она отчасти невинна, когда в ней еще не убита душа… И эти, которых легион, которые могут быть с самыми большими титьками и с самой гладкой кожей при всех их голубых глазках и натуральных, не крашенных светлых волосах, все они – дешевый ширпотреб, потому как нет в них главной изюминки, что так привлекает, что сразу делает девушку не ширпотребом, а редким эксклюзивом… А в вашей – есть! Есть в ней неубитая душа, которая и нужна мне – черту, а я ее уже перепродам, будьте уверены! Мне те – без душ, но с сиськами – не нужны. Мне нужна с душой. С неубитой еще невинной душой, ву компрене?

Дядя все кивал.

Кивал и поддакивал.

Ему хотелось понравиться гениальному.

От гениального много зависело – попадет Инна на обложку или не попадет…

– Так, берем скрипку! Скрипку ей подайте! – гениальный прикрикнул на своих неповоротливых помощниц, – свет, свет дайте отсюда, сбоку, чтобы собственная тень контрастно по животу… Девочки, вы понимаете, что такое собственная тень?