Любовь и смерть Геночки Сайнова

В каламбурах запрятан какой-то непостижимый двойной смысл.

Инна вспомнила, как однажды, еще в раннем советском детстве она стояла с мамой в очереди за маслом. Мама забрала ее из музыкальной школы и томила в очереди, чтобы им дали не одну пачку масла в одни руки, а две…

И вот тогда в этой бесконечной очереди какая то сумасшедшая старуха вдруг сказала, – коммунизм – это когда кому низом, а кому и верхом!

Инна сперва не поняла.

А потом очень смеялась, и даже в школе повторяла эту присказку, покуда учительница истории не оборвала Иннин смех и не пригрозила ей – еще раз скажешь такое и вылетишь из школы в обычную да с волчьим билетом!

Онкль Альберт…

Он вызвался помочь племяннице заработать на лечение онкологического заболевания.

Сперва он стал торговать ее телом, продавая его вуайистам – клиентам дорогих клубов, а потом он предложил ей и более прямолинейную продажу своих прелестей…

Онкль Альберт…

И себя не забыл при этом.

Ни своего процента, ни своего плезира!

С отцом – это инцест.

А с дядей?

Онкль сказал, что это не инцест…

Судьба приперла ее спиной к стене.

И не рыпнешься…

Не дашь онклю – не заработаешь на онкологию!

И умрешь…

Однако, что есть смерть тела при бессмертии души?

И что есть сохранение жизни для тела ценой бессмертия души?

Инна еще не могла ответить на этот вопрос.

Она лишь знала одно, что у женщины должен быть мужчина. * Онкль – L'oncle – дядя (фр.) У девочки – отец.

У девушки – жених.

У женщины – муж.

И отец, жених, муж – должны спасать.

Должны беречь…

А где ее отец?

Где ее жених?

У нее был только похотливый и жадный онкль…

У нее не было рыцаря. …

Выбор Сюзерена

Наша верность – наша честь.

Считал ли себя Кирилл честным человеком?

Определенно считал.

И даже тогда в детстве, когда выдирал из дневника страницу с двойкой и подменял ее другой чистой страницей – он не относил тогда себя к запятнанным бесчестьем.

Потому что уже тогда догадывался, что есть поступки определяющие и есть поступки второстепенного свойства.

Определяющие – могут спасти или погубить. А второстепенные – они начинают действовать, когда накопятся в достаточной токсичности своей.

Теперь, когда Кирилл начал воровать, он уже был достаточно умен, чтобы понять, что воруя на благо своего приоритета, он не становится бесчестным. Тот кто не ворует, он соблюдает правила, служа государству и обществу. Законопослушные люди выбрали Закон и Общество своими императивными приоритетами, своими Сюзеренами…

А он – Кирилл, он выбрал себе даму… И он выбрал себе сюзерена – своего Босса, которому он служит…

Но что же делает рыцаря?

Его делают не только его верность и его честь.

Его делает подвиг, который он совершает во имя дамы и сюзерена.

И Кирилл был готов совершить этот подвиг.

И еще он решил для себя, что только с честными людьми хотел бы отныне иметь дело.

Только с людьми, у которых была честь. …

Дядя заехал за Инной в пол-одиннадцатого.

Она еще не успела выспаться.

Ее номер в клубе "Доктор Туппель" заканчивался в два часа ночи. Домой она приезжала в три. Ложилась в пол четвертого и обычно спала до часу дня.

Но в студии "Пейпер Лейс" им назначили на двенадцать. И дядя боялся опоздать.

– Я не одета, – сказала Инна недовольным голосом, едва приоткрыв дверь с накинутой на всякий случай цепочкой – такой совсем по-русски-советской в этом Нью-Йорке… – я не одета, подожди за дверью…

Квартирка – студия была совсем крохотной. У дяди не разгуляешься!

Электрическая плитка стояла тут же в комнате и мойка-раковина с маленьким пластиковым столиком для приготовления еды, и холодильник… Отдельным помещением в студии был лишь совмещенный с душевой кабинкой туалет…

– Или если хочешь – жди в душе, пока я оденусь! – буркнула не проснувшаяся еще Инна, впуская-таки онкля в свое крохотное жилище.

– Иннуся! – начал онкль, не снимая плаща сев на край неприбранной еще не остывшей Инной кровати, – Иннуся, я разговаривал с главным менеджером клуба, он так доволен тобой, что не против, если ты теперь в конце номера будешь обходить столики…

Инна, набиравшая комплект одежды, для того, чтобы удалиться в душевую и уже там облачаться, теперь вдруг застыла, – - Зачем обходить столики?

– Как зачем? Это еще как минимум по тысяче долларов за вечер, ведь они станут давать тебе деньги, станут давать тебе наличные, так принято в мужских клубах, – онкль изумился ее наивности.

– Станут запихивать мне мятые двадцатки за резинки чулок? – усмехнулась Инна.

– Иннуся, туда ходят только такие люди, что в воллетах своих если и имеют какие – то наличные к своим золотым и платиновым "визам", то только сотенные, никак не меньше…

Инна ничего не ответила. Она продолжала стоять в своей голубой ночной рубашке с джинсами и свитером в руках…

– И еще, Иннуся, я позаботился о том, чтобы главный менеджер разрешил тебе играть сольные индивидуальные номера для клиентов за столиками, и один такой номер, на три минуты возле столика пятьсот долларов… – онкль поднял в потолок указательный палец, – А это десять тысяч бонуса в месяц и следовательно, через два месяца ты сможешь лечь в больницу…